Но Игнат повторил опять свое:
- Понимаешь, ту девушку никогда я не смогу забыть.
- Но она же тебе изменила?
- Да, конечно, но… Но она не виновата в этом. Обычаи заставили ее подчиниться. Понимаешь?
- Понимаю… - мрачно ответил Темыр. Ох, как хорошо он знал силу обычаев!
Оба молчали.
- Ты знаешь, Темыр, - начал Игнат через некоторое время, переменив тему разговора, - я человек такого склада, что ничего не решаю сразу. Я всегда хочу еще раз спросить себя: а не надо ли, Игнат, вдуматься тут поглубже?
- Это говорит о твоем достоинстве.
Игнат продолжал:
- Приехав сюда на учебу, я узнал много нового, того, чего совсем не знал раньше.
- Я тоже.
- Чего стоит наша дружба! Такого университета в мире не было.
Мы должны выйти отсюда настоящими людьми, чтобы оправдать доверие партии и народа. Отсюда я делаю свои выводы…
- Ты хочешь сказать, что, возвратившись домой, будешь учить свой народ жить по-новому?
- Приложу все свои силы. Но прежде всего каждый из нас должен как следует вылупиться из скорлупы своей национальной ограниченности. Задачей моей и твоей является, - продолжал Игнат, расхаживая по комнате, - возможно скорей побороть все отсталые взгляды, сидящие в нас. Мы вооружаемся коммунистическим учением, но, если у нас з душе будут жить отсталые взгляды и привычки, разве мы будем настоящими коммунистами? Мы являемся первыми представителями своих народов, посланными в Москву в этот университет. На нас лежит огромная ответственность. Мы должны вернуться домой и во всем быть передовыми людьми, чтобы и наши народы стали передовыми.
- Ничего, Игнат Федорович, - сказал Темыр, - пройдет немного лет, и неузнаваемы будут все, в прошлом многострадальные народы. Все переменится с помощью советской власти.
Темыр тоже встал, и оба зашагали по комнате, продолжая разговор. Каждый мысленно перенесся в свою родную страну.
- Так вот, Темыр Пахуалович, - торжественно назвал его по имени-отчеству Игнат, - я делаю для себя такой вывод. Я знаю, пройдут годы, мы везде победим, тогда всем будет легче жить. Ну, а сегодня - как я должен поступить с точки зрения этого будущего? Эта девушка - моя любимая. Ей сегодня пришлось плохо. Обидела ее старая проклятая жизнь, которая еще живет во многих углах. Эта девушка, наверно, каждый день вспоминает меня и, может быть, каждый день плачет… Она ждет меня, любит меня. Как же я должен поступить, по-твоему? Руководствоваться старыми взглядами? Дать волю ревности?
Темыр слушал друга и в то же время думал о своем горе: о Зине, об Ахмате… Вспомнился вдруг сон, когда приходили к нему отец и брат, требуя отмщения. Это был голос прошлого. Темыр не встал на путь мести. Но сердце его не освободилось от тяжести. Почему же он так легко дает советы другу, а сам продолжает мучить ни в чем не повинную Зину? Или он предпочтет ей Надю? Или своей нерешительностью заставит Надю тоже мучиться? Или пойдет на обман, не скажет ей о Зине?
Темыру захотелось открыть свою тайну Игнату, облегчить свою душу откровенным признанием другу, посоветоваться с ним, как быть. Но язык его не повернулся. Так и не сказал Темыр о своей любви, хотя Игнату он мог бы довериться.
«Игнату легче было сказать. Он сам уже знает, как поступить. Ему ясно, а мне ничего не ясно… Тоже лезу со своими советами… а сам блуждаю в темном лесу! - осуждал себя
Темыр. - Нет, я все должен решить без чужой помощи». И ему вдруг вспомнилась Надя, ее голос, ее рука, ее глаза - ее, а не Зинины! Надя была близко. Темыр с радостью подумал, что они опять встретятся.
Может быть, эта неожиданная случайная встреча поможет ему разрешить все вопросы.
Стремительно открылась дверь в комнату. Вошел Гафур. Он позднее всех вернулся. Но причина его опоздания в свою товарищескую семью, где привыкли время проводить вместе, не вызывала подозрений. Он пришел из клуба. Гафур, узбек из Самарканда, сын ремесленника, живой, веселый, общительный, успевал всюду.
Отец Гафура, старый Гасан, хотел, чтобы его сын стал работать вместе с ним. Никто во всем Самарканде не умел так искусно рисовать причудливые узоры и орнаменты на глиняной посуде. И Гафур быстро научился этому искусству. От матери Гафур унаследовал любовь к музыке, к народной песне. Способного мальчика отдали учиться к мулле, но он убежал от него и, несмотря на упреки отца, стал ходить в советскую школу, они тогда начали организовываться повсюду. Гафур вступил в комсомол, начал работать в газете. В Москве, отлично учась, Гафур успевал заниматься разными искусствами. В кружке живописи он с увлечением писал маслом этюды с натуры, пейзажи строящейся Москвы, портреты, решительно нарушая этим запрет корана рисовать человеческое лицо. За это его еще недавно проклинал мулла в Самарканде… Гафур, владевший искусством играть на бубне и танцевать, участвовал в репетициях студенческого ансамбля, готовившего выступления к Первому мая. Кроме того, он писал, говорят, интересные новаторские стихи по-узбекски, подражая своему любимому русскому поэту Маяковскому.