Иногда нелегко разобраться, шутит Гафур или говорит серьезно, настолько он сам увлекается какой-нибудь новой идеей, пришедшей ему в голову.
Гафур окончательно забрал портрет и начал прикалывать его над своей кроватью. Темыр, как бы в шутку, протестовал.
- Ничего, привыкай смотреть на свою сестру издали. Кому ближе она будет - брату или мужу? - Он показал сперва на Темыра, потом на себя.
Игнат, обычно лишь улыбавшийся, расхохотался и, держась за бока, повалился на свою постель.
Все они были молоды и полны жизни.
Однако Темыру было не до смеха. Он отобрал портрет. Ему пришлось по настоянию Гафура прикрепить изображение Зины над своим изголовьем, хотя он предпочел бы спрятать его подальше от чужих любопытных глаз.
Любовь зажглась в нем с той же силой, что и ранее, как в тот самый день, когда он положил за раму зеркала записку.
Его сердце не хочет знать законов, выдуманных предками. Любовь к Зине торжествует даже теперь, когда Темыр сам навсегда отказался от Зины, предоставил ей свободу устраивать свою жизнь и себе тоже дает, кажется, это право. А что будет с ним, если Зина действительно выйдет замуж за другого? Он в страхе поднялся и снова приблизил свои глаза к портрету Зины.
Гафур вышел за кипятком. Он любил пить чай, густой и горячий, в любое время, когда садился за работу, Игнат, сев в уголок с книгой, незаметно следил за своим другом.
Темыр продолжал лихорадочно думать. Вся его неустроенная, исковерканная законом кровной мести жизнь встала перед ним во всем своем ужасе. Написать сейчас же Зине письмо? Отказаться от своих прежних слов? Сказать, что женится на ней?… Но тогда он должен помириться с ее семьей, с ее отцом. Садясь за обеденный стол в своей семье, он будет видеть стариковскую руку, отнявшую жизнь у его брата. Неужели он назовет убийцу брата своим отцом?
Темыр продолжал встречаться с Надей. Они побывали в Большем театре. В одно из воскресений Надя поехала с Темыром в Третьяковскую галерею. Она рассказала ему многое, чего он никогда не знал, о русских художниках, о великом Репине, о Сурикове, горячо любивших свой народ. Он видел пейзажи Левитана и Шишкина. Ему захотелось, чтобы и в Абхазии родились такие же художники-живописцы. Почему никто не нарисовал так же красиво абхазские горы и леса, сияющий свет утра в его родном селении и розовое цветение персиков в садах, серебристую лазурь моря и совсем другую, чем в Москве, синеву неба? В тот вечер Темыр привел в удивление Гафура.
Знакомство Нади и Темыра протекало как-то необычно. Их влекло друг к другу, но отношения их были сдержанными. Темыр вел себя очень скромно, не позволяя себе ничего, что могло бы выявить его чувство. Он даже избегал смотреть ей в глаза, чтобы в его взгляде она не прочла того, чего он не хотел говорить.
Надя была для него постоянным напоминанием о Зине. Даже когда он видел преимущества Нади перед Зиной, он в душе становился на сторону Зины и защищал ее перед самим собой. Ну что же из того, что Надя лучше одета, что она культурнее Зины, гораздо больше знает? Зина - простая деревенская девушка, а если бы она стала учиться, стала бы такой же москвичкой - обе были бы одинаковы, как настоящие двойники.
Но он сам отказался от Зины, он на ней никогда не женится.
Только он никак не может почему-то ее забыть… Однако это необходимо. В мыслях о Наде Темыр находил опору своему решению. Нужно сделать только один шаг, чтобы отрезать себе путь к Зине и приблизиться к Наде. И, кажется, Надя ждала этого шага Темыра, который привлекал ее все больше своей скромностью и сдержанностью, своим вниманием к ней и настоящей дружбой, возникшей между ними.
В то же время Темыр чувствовал, что, будучи честным человеком, он не может, никак не может сделать этого шага. Но он продолжал встречаться с Надей и относился к ней, как к товарищу, которого уважает всем сердцем. Ему нравилось, что она относится к нему тоже просто, как к близкому товарищу. Она не позволяет даже тратить на нее деньги. Он не забудет, как она незаметно положила ему в карман рубли, уплаченные им за билет в театр. Он это обнаружил только вернувшись в общежитие. Благородство Нади, проявляющееся во всем, вызывало его глубокое уважение.
Надя ничего не знала о Зине, но сердцем чувствовала, что Темыр скрывает от нее что-то очень важное, и она была уверена, что он рано или поздно скажет ей об этом.
На завтра у них было назначено новое свидание.
Был апрельский солнечный, день. Темыр сидел на скамейке у памятника Пушкину. На Тверском бульваре по дорожке бегало, играя, множество счастливых детей. Рядом с Темыром сидела беззубая, сморщенная старушка, сгорбившаяся от старости. Но в глазах ее, темных и блестящих, светилась радость. У нее на коленях стоял, держась за бабушкину шею, раздувая губки и лепеча «бабу… ба-бусь», краснощекий мальчонка. Бабушка то брала его на руки, то сажала в детскую коляску и катала. И не чувствовалось ее старости, так легко и весело она управлялась со своим любимым внуком.