Весть о смерти отца пришибла Мыкыча. Он долго не двигаясь глядел на камень, лежавший у ворот, потом сел на него и сам словно окаменел…
В тот же вечер на одолженной у Швараха приземистой толстобрюхой кобыле, беспрестанно обмахивающейся пышным хвостом, Мыкыч с заплаканным лицом въехал во двор сестры Ханифы. Старший племянник Мыкыча Омахь - он сильно изменился, вырос - сразу же узнал дядю.
- Мыкыч… Неужели это едет Мыкыч!? - воскликнул Омахь с восторгом, бросился навстречу и поддержал стремя.
Мыкыч, слабо усмехнувшись, морща лоб, сошел с лошади. Зайдя в дом, он холодно поцеловал сестру и мрачно опустился на тахту. Его лицо дрожало.
- Несчастный наш отец бесславно погиб, никем не оплаканный.
Сестра вздыхала.
- И отец погиб, и все наше добро…
- Честное слово, я совсем не узнал нашего селения… - Сестра, не слушая, вздыхала.
- Пришлось пережить неслыханное горе, Мыкыч.
- Подумать только! Живу я или уже не живу?
Ханифа подперла дряблую щеку ладонью. Мыкыч молчал.
- Даже наш дом… - пробормотал он, как в беспамятстве.
Ханифа внимательней взглянула на брата.
- Как же это ты целым и невредимым ушел от них, нан Мыкыч?
- Так, - ответил он безразлично.
- Но все-таки, как тебе удалось вырваться из их лап? Ох, и не думала я, что увижу тебя живым, - так нам не повезло! Теперь мне уже ничего не нужно, ты со мной.
- А какая польза от того, что я вырвался, если наш дом превратили в эту школу, обезобразили чужими детьми? Что я застал здесь? Мы разорены. Где наша земля, где наши верховые лошади? Наш дом - какая-то дрянная школа.
Сестра протянула руку, но не посмела опустить ее на плечо брата.
- Ты ведь мужчина! Мало чего приходится переносить мужчине?! Бывает еще и не то, когда сходятся два врага. Они нас победили, они забрали наш дом, они поставили на отцовском дворе качели, но придет время, и - да обойду я вокруг золотых ступней господа! - он увидит всю правду и поможет нам победить этих злодеев. Видишь, брат, я не падаю духом, не робею.
Мыкыч взглянул сонными глазами на сестру и спросил:
- Ты, кажется, тоже сидела?
- Сидела. Месяц, как выпустили.
- За что они к тебе придрались?
- Да я травила коров. Жаль, мало…
- А как открылось дело? Кто тебя выдал?
- Кто выдал! - Ханифа злобно воскликнула. - Дай бог, чтоб я оплакивала ее смерть! Как только дела стали плохими и нас прижали, распрекрасная наша кормилица Марика…
- А ты ее помнишь? Только подумай!… Она пришла в сельсовет и сказала, что это я и она травили скот, - ну ты подумай!
Глаза Мыкыча злобно засияли.
- Хай, чтоб ей добра не видать в старости. Ее, ослицу, тоже посадили?
- За что же ее сажать! Она заявила, что я ее вовлекла обманом, и когда выяснилось, что все дело моих рук, ее и вовсе отпустили. Сейчас Марика в колхозе.
Мыкыч тихо посвистал, сложив губы трубочкой.
- А когда умирал отец, ты была уже на свободе?
- Я тогда еще сидела. - Лицо Ханифы омрачилось. - Бедный наш отец умер, кто прикрыл его сладкие глаза?! Нет ни отца, ни дома, ни лошадей, ни волов, ни земли. - Ханифа со стоном вздохнула и, помолчав, воскликнула: - Ничего!! Мы все-таки когда-нибудь выполним долг мести за отца, за все! «Река следует по своему руслу», все должно идти своим чередом, и не может быть, мой Мыкыч, чтобы наше собственное добро навсегда осталось в чужих руках, чтобы на нашем дворе стояли какие-то качели…
- А кто его знает…
- Как кто знает? Разве эти сопливые чужие дети - хозяева нашему дому? Не может быть того, брат, чтобы мы когда-нибудь не отобрали своего добра.
- Ох, мама, - сказал, досадливо вздыхая, Омахь. - Стыдно тебе, мать, - повторил он с укором. - Опять принимаешься за старое, опять затеваешь гадости!
- Молчи!
- Перетравила у людей скот, бессовестная!
Ханифа с гневом посмотрела на сына.
- Как ты смеешь так говорить с матерью! Кто тебя научил так со мной разговаривать?
- Зачем ты травила?…
- Это не твое дело, я твоя мать! Молчи!
Мыкыч сердито, но с любопытством взглянул на племянника.
- Да, правда, лезешь, куда не следует, друг мой. Ты должен уважать мать, слушаться.
Омахь сжал губы и вышел из комнаты.
Мыкыч рассказал сестре о себе, о том, как отбыл срок и как его освободили. На дворе залаяли собаки.
У калитки стоял почтальон. Омахь взял у него конверт, вбежал в дом; в конверте было письмо из Ташкента от человека, высланного вместе с Махметом. Он извещал, что Махмет долго болел и скончался.
- Боже, скоро не будет в этом доме ни одного человека, который почтил бы тебя!