— Он разбился! — закричал во всю глотку Ганс.
Прежде чем мы повернули, я успел увидеть, как внедорожник столкнулся с грузовиком, перевозившим домашнюю птицу, и куры оказались на шоссе.
Амина проскользнула по лабиринту улочек и остановилась около продуктовой лавки. Она выключила зажигание и, скрестив на руле руки, опустила на них голову.
Ганс, словно оглушенный, потряс головой.
— Мы просто чудом успели увернуться. У кого вы научились так водить машину?
— Это получилось спонтанно… — сквозь слезы проговорила она. — О Боже… Я никогда в жизни так не боялась.
Я положил руку на ее плечо и тихонько сжал его.
— Все пройдет.
Она кивнула, подняла голову и вытерла глаза тыльной стороной руки.
— Мне очень жаль. Я не должен был втягивать вас в это дело.
— Я уже сыта им по горло, — попыталась она пошутить, смеясь и плача одновременно.
Кто-то два раза стукнул в окно машины, и мы все трое вздрогнули.
— Прохладительные напитки? — с улыбкой предложил торговец, около лавочки которого мы остановились, показывая нам две бутылки содовой.
— Это как раз то, что нужно! — пробормотал Ганс, все еще белый как полотно.
Амина обхватила голову руками, а я, глухо ворча, откинулся на спинку сиденья. Как и Ганс, я был на грани срыва.
Амина жила в скромной квартирке на улице Эль-Мушер Ахмед Исмаил, около вокзала Габер. Компьютер и телевизор резко контрастировали и с обстановкой, и с разнородными украшениями в античном стиле. Стены покрывали египетские фрески, лакированные китайские шкафчики соседствовали с вазами и амфорами, трансформированными в огромные цветочные горшки, низкий столик украшала прекрасная миниатюрная ионическая колонна, с которой улыбался толстощекий Будда из яшмы.
— Эти фрески — ваша работа? — спросил я, пробуя биссару — холодный суп из белых бобов, который подала нам Амина.
— Да. С помощью нескольких друзей. Невкусно, да? — спросила она Ганса, который ел как-то неохотно. — Вы предпочитаете что-нибудь менее восточное?
Он вздрогнул, оторвавшись от своих мыслей, и покачал головой:
— Нет, очень вкусно. Просто я думаю о том, что сказал Мор, вот и все.
Я положил ложку. Мы проговорили три часа. Я рассказал о смерти падре Иларио и посланиях таинственного Гелиоса. Ганс замкнулся в себе, словно устрица. Ему показалось, что, утаив от него кое-какую информацию, я обманул его доверие.
Снова зазвонил мой мобильник. Номер незнакомый. Наверное, Маэ. Уже целый час она слала мне сообщения с угрозами. Я не ответил на звонок, а через минуту, выслушав начало сообщения, уничтожил его.
— Снова она? — спросила Амина.
Я кивнул.
— Лучше отключите телефон.
— Нет, ведь со мной могут попытаться соединиться отец или Гелиос.
— Кстати, о вашем отце, — сказала она и, порывшись в ящичке китайского столика, протянула мне конверт.
В нем находились записка от отца и несколько слов от деда Ганса со страничкой, вырванной из каталога аукциона. Фотография статуэтки женщины и цена: 18 000 долларов.
— Что это? — очнувшись спросил Ганс.
— Послание от твоего деда. А на фотографии статуэтка, которая совсем недавно, в восемьдесят седьмом году, была продана на аукционе в Соединенных Штатах. Это Гармония, дочь Ареса и Афродиты. Посмотри на знак на ее ожерелье.
— Рука, держащая молот.
— Печать Гефеста. Как гласит греческий миф, он выковал это ожерелье, чтобы Кадм[52] преподнес его Гармонии в качестве свадебного подарка. После падения Фив это ожерелье якобы приносило несчастье всем, кто им впоследствии владел.
Ганс пожал плечами:
— И что это нам дает?
— Боюсь, ничего. Разве только теперь мы знаем, что тот, кто выковал доспехи Александра, позаимствовал печать божественного кузнеца.
— Класс… Мы здорово продвинулись. Пожалуй, пора заняться расшифровкой записной книжки, это лучшее, что мы можем сделать до завтра.
Ганс устроился на диване со своим ноутбуком, а я помог Амине отнести посуду на маленькую кухню.
— Хотите, я сам помою посуду? — спросил я.
— Я забыла, что на Западе мужчины принимают участие в домашних хлопотах, — приветливо улыбнулась она. — Все будет быстро, не беспокойтесь. — Она указала на маленькую посудомоечную машину. — Она делает это лучше, чем я. Хотите чаю?
— Да, с удовольствием.
Я заметил на полочке, ломящейся от пряностей, фотографию очаровательной женщины, и мне сразу вспомнилась фотография Этти, которую я сунул в свой бумажник перед отъездом.
— Ваша близкая подруга?
Она проследила за моим взглядом и расхохоталась:
— Нет, моя лучшая подруга.
— Простите, — сконфуженный, извинился я.
— Ничего. Надеюсь, мулла сможет принять нас завтра утром.
— Чем скорее мы закончим, тем скорее сможем уехать.
— Вас смущает, что вы оказались у меня?
— Конечно, нет, но, оставаясь здесь, мы подвергаем вас опасности.
— Я привыкла к этому гораздо больше, чем вы думаете, — вздохнула она, садясь на кухонный стол.
— Что вы хотите этим сказать?
— Мы в Египте, Морган. Быть женщиной в мусульманской стране нелегко, но быть женщиной, которая работает, преподает и борется за женские права, почти равносильно самоубийству.
Я с восхищением покачал головой:
— Вы мужественный человек.
— Хотела бы и дальше оставаться такой. Знаете ли вы, что и в наши дни юных девушек, едва достигших половой зрелости, против их воли выдают замуж за ровесников их отцов? И тысячи двенадцати-тринадцатилетних девочек каждый год умирают во время родов.
Не зная, что ответить, я молча поставил на кухонный стол свой стакан.
— Извините, что говорю вам все это. Нет, не все египтяне монстры. Если поискать, можно найти нескольких атеистов и немного буддистов, — попыталась она пошутить. — Вы атеист?
— Да. И не египтянин.
— Тогда прощаю вам то, что вы мужчина.
Я улыбнулся, правда, несколько горько, и молча допил свой чай.
— А я должен простить вас за вашу веру в Бога?
— Знаете ли, мое отношение к Богу несколько необычное. Вы, наверное, воинствующий атеист?
— Нет, но мой брат говорил, что монотеисты по природе своей крайне нетерпимы, они и мысли не допускают о существовании других богов, кроме тех, в которых верят сами.
— Он был прав.
— А вы знаете историю космонавта, который вернулся на Землю и попросил аудиенцию у папы? — спросил я.
Она рассмеялась своим звонким смехом.
— Нет.
— Один космонавт после нескольких недель, проведенных на космическом корабле, вернулся на землю и, попросив аудиенции у папы, сказал ему: «Пресвятой отец, я видел наверху Бога, я с ним говорил и, если вы не дадите мне три миллиона евро, я расскажу об этом всему миру». Папа ответил: «Что ж, сын мой, ваш рассказ пойдет только на благо нашей святой Церкви». — «Но, пресвятой отец… Бог — черный!» И его друзья увидели, как он вышел с сумкой, наполненной пачками банкнот. После этого он поскакал к главному раввину в Иерусалим, сказал ему те же слова и добавил: «Бог — араб». И вот у него еще три миллиона. Следующим делом он отправился в Мекку и там встретился с главой мусульман, а тот ему ответил: «Но если Бог существует и он черный и араб, чего же нам опасаться за нашу религию?» И тогда космонавт склонился к нему и доверительным тоном добавил: «Он — женщина и лесбиянка!»
Амина от души расхохоталась, у нее даже слезы на глазах выступили.
— Только на Западе осмеливаются рассказывать подобные байки!
— Морган! Все, я закончил!
Крик Ганса нарушил нашу приятную беседу, и Амина поспешила в гостиную.
— Ты закончил расшифровку текста? — спросил я, подходя к нему.
Я сел на диван, наша хозяйка заняла место рядом со мной.
— Это та самая записная книжка, о которой вы мне рассказывали?
Ганс кивнул, откашлялся и достал из кармана брюк жевательную резинку.
— Все здесь, — сказал он, похлопав по своему ноутбуку. — И — будьте внимательны! Сейчас вы войдете в четвертое измерение. Наш профессор надеялся найти доспехи Александра в его гробнице. Он добавляет, что, согласно мифу, они обладают магической силой, и догадайтесь, как он это объясняет?
52
Кадм — сын финикийского царя Агенора, основатель Фив. Ожерелье, выкованное Гефестом, Гармония получила в подарок не от Кадма, а от богов.