Среди них Джарел различила тень Гийома, чьи очертания вновь ужаснули ее: столь похожи и в то же время столь непохожи были они на того Гийома, которого она знала, столь отвратительно воплощали все скверное в нем, всю скверну, таящуюся в человеческой природе. Реальные прототипы других теней были ей неизвестны, и потому Джарел не могла понять скрытый в них смысл. Но ни одна деталь мерзкого образа, что некогда был Гийомом, не ускользнула от ее взгляда, и увиденное потрясло ее.
— Гийом! — услышала она свой всхлипывающий голос. — Гийом! — И поняла, что это был первый членораздельный звук, который сорвался с ее губ с того момента, как она попала сюда. При звуке ее голоса вившаяся волчком тень замедлила движение и приостановилась, а затем крайне неохотно поплыла к ней между продолжавшими кружиться остальными.
И тут вокруг Джарел опять внезапно сомкнулось нечто неизмеримо холодное и неподвижное. Присутствие Черного бога. Снова девушка промерзала насквозь в вечной пустоте сгущающейся вокруг ее души, и снова рядом возник образ серого, сумрачного, бесформенного ужаса, и чудовищный груз свинцовой безнадежности придавил ее содрогающуюся душу. Если бы Джарел могла предугадать эту атаку, то сопротивлялась бы, но нападение было таким внезапным, что, не успев еще собрать силы для обороны, она уже была заморожена бесчеловечным холодом до самого сердца, так что не чувствовала своего тела, и начала медленно превращаться в черную тень, одну из тех, что кружились среди других в выморочной, лишенной цветов пустоте…
Но вдруг этот холод пронзило проснувшееся в ней огненное воспоминание об объятиях закованных в кольчугу рук. И снова Джарел почувствовала вспышку страсти — ненависти или любви, — и тепло наполнило ее тело бодрящей волной.
Джарел боролась. Она собрала все свое человеческое тепло и бросила его против холода, бросила всю страстность чувств против затоплявшего ее существо и поглощающего ее душу жуткого безразличия.
Победа далась нелегко. Были мгновения, когда, казалось, холод уже победил, когда Джарел чувствовала себя отделившейся от уже не принадлежащего ей замерзающего тела, чтобы кружиться среди других теней — смутным нечто, с внушающими омерзение очертаниями, выпуклой тенью, нежитью. Она уже начинала улавливать отдаленное биение безумного ритма пляски теней, и, пока ее душа стыла и обмирала, нереальный облик продолжал неистово плясать вместе с остальными. И эта пытка длилась долгие минуты.
Но каждый раз Джарел удавалось вновь собраться с силами, и она вновь прорывалась в скованное тело, и стряхивала ледяное бесчувствие, и вновь бросала силы жизни против Черного бога.
И хотя на этот раз она была уверена в победе, легкое сомнение закралось в ее сознание и не желало уходить. Сколько бы она ни отбивала нападения Черного бога, ей было не под силу уничтожить его. Он всегда будет возвращаться. Джарел не смогла уничтожить его — перед мысленным взором опять возникла картина ничтожной искорки жизни, теплящейся в вечном мраке. И хотя без света не может быть тьмы, верно и обратное, и если бы силы Черного бога оказались уничтожены, если бы мрак был развеян — исчез бы и свет. И жизнь. Извечные враги зависели друг от друга…
Все это Джарел поняла каким-то отдаленным уголком сознания и продолжала бороться. Она сознавала это смутно, поскольку не была искушенной в философских размышлениях. Собрав всю свою волю, она призывала на помощь воспоминания о любви и ненависти, о страхе и упоении битвы, радости и восторга. Все, что было в ней живого, пульсирующего, теплого, она бросила против холода Черного бога. Воспоминания создали вокруг нее защитную стену, не пропускавшую внутрь злобу Черного бога.
Победа, как и в первый раз, пришла неожиданно. Внезапно вокруг вспыхнул свет, и Черный бог отступил. Вспышка ослепила Джарел, и она прикрыла глаза, а когда открыла их, ущелье снова затопил привычный лунный свет. Плотный жидкий мрак исчез вместе с пляшущими тенями. Вспышка света уничтожила их, и, пока она затухала, Джарел оглядела сумрачный овраг в поисках того, что оставалось от Гийома. Но его тень исчезла вместе с остальными. От осязаемого мрака, заполнявшего все, не осталось и следа, не было видно ни одной тени. Но ветер, дувший вдоль оврага, принес слабый плач.