— Я удивлен, что тот, кто был на войне, будет так стремиться воевать снова, — сказал Джон.
Спано хмыкнул.
— Вы — герой. Что вам нужно от новой войны?
Почему именно это всегда было таким важным для всех, с кем он сталкивался? Проклятая война закончилась восемь лет назад. Он сделал то, что надо было сделать, ничего больше.
— Чем бы вы не считали эту тревогу, учением или нет, — Джон шел от одного к другому, заглядывая каждому в глаза, — ваша обязанность — добраться до своего поста как можно быстрее и привести корабль в состояние боевой готовности. Если кто–то из вас не способен исполнять свои обязанности, то я могу освободить вас от них, — он остановился напротив Росса. — Я жду результатов. И я хочу получить их немедленно. Лейтенант Росс, вы способны сделать так, чтобы ваш отсек выполнял задание в соответствии с уставными стандартами?
— Я приложу все усилия, сэр, — прогремел Росс. В суровой складке его губ Джон видел сопротивление.
— И эти ваши „все усилия” будут лучше, чем то, что я наблюдал здесь сегодня?
Сейчас Джон увидел, что Росс задумался над тем, как ответить на этот вопрос. Его губы еще сильнее сжались.
— Разрешите говорить открыто, сэр?
— Хорошо. Облегчите душу.
— Сэр, я думаю, что многие артиллеристы чувствуют, что вы давите на них, потому что ваши боевые заслуги превосходят их. Вы уничтожили „Черную звезду”, а мы служили под командованием капитана Беста, который проявил себя трусом в Битве на Рубеже.
— Это смешно, — сказал Джон, и тут же пожалел о сказанном. Такт. Анна всегда напоминала ему об этом.
— Верно, — сказал Спано. — Это смешно. Он — не герой. Расположить мины и потом послать ложный сигнал бедствия — не метод героя.
Спано вообще не имел представления о дисциплине. Он не должен ни минуты оставаться в армии. Видимо, капитан Бест позволял ему вести себя как угодно, возможно, даже поощрял такое поведение. Джон должен обвинить Спано в нарушении субординации и отдать его под трибунал. Возможно, ему надо применить подобную меру не только к Спано, но и к Россу, Уотли, нескольким канонирам и некоторым членам экипажа из других отсеков. Но он чувствовал, что сначала надо дать им шанс исправиться, или, возможно, как предлагал генерал, перевести их на другое место. Они не были новобранцами. Эти люди долгие годы служили в Космофлоте. Они вели себя так, как их приучили.
Космофлот должен был научить Спано тому, что значит быть офицером. Космофлот в лице капитана Беста распустил его. Политика и связи дали Бесту „Агамемнон” и позволили ему портить офицеров, попавших под его командование. Сейчас Космофлот в лице Джона Шеридана отвечает за это. Если Спано, Росс и другие смогут измениться, то он хотел бы предоставить им такую возможность. Им следует выучить, что это значит — носить форму Космофлота. А ему надо выучить, что действия капитана Беста вышли боком его команде.
— Я именно это и имел в виду, когда сказал, что мы все начнем здесь с чистого листа. Никаких обвинений против капитана Беста. И, уж точно, никто из вас не отвечает за все, что он мог или не мог сделать.
Джон резко махнул рукой, повысив голос:
— Я гоняю вас потому, что состояние вашего отсека неприемлемо. Хуже того, вас это совершенно не беспокоит. Но для меня эта форма имеет значение: служба в Космофлоте имеет значение. Это значит, что каждую минуту надо стараться изо всех сил, командовать этим кораблем, прилагая все способности, не сдаваться, как бы ни устал, как бы ни разочаровался, как бы мне все это ни надоело. Посвятить жизнь чему–то более важному, чем я сам, какой–то большой цели. И я намерен сделать так, чтобы каждый на борту этого корабля соответствовал этим требованиям.
Лицо Спано вспыхнуло.
— Вы считаете, что можете научить нас тому, как управляться с лазерным орудием, когда мы делали это на протяжении многих лет? Может быть, вам лучше научить нас ставить мины? С лазерным орудием мы уж как–нибудь сами справимся.
— Лейтенант Спано, — мрачно произнес Джон, — вы нарушаете субординацию. С этой минуты и до следующего уведомления вы находитесь под домашним арестом в своей каюте.
Спано, сверкая глазами и раздувая ноздри, отдал честь и вышел.
— Все свободны, кроме лейтенанта Росса, — Джон подождал, пока все канониры и остальные офицеры вышли.
Росс выпрямил свое могучее тело и приготовился к разносу.
Спано нужен урок дисциплины, быстрый и жесткий. Но Росс — другое дело. Что–то глодало его изнутри уже долгое время. Прослужив в армии так долго, Джон смог это уловить в его уставной позе, резких строгих чертах, в громком ревущем голосе.
Джон встал перед Россом так, чтобы видеть его глаза.
— Лейтенант, я понимаю, что жить в тени слухов о поведении капитана Беста в Битве на Рубеже не очень приятно для вас и вашей команды. Это как будто несмываемое клеймо на плече каждого из вас. Но я чувствую, что корни вашего сопротивления уходят намного глубже. Намного дальше, чем у тех офицеров, кто служил с капитаном Бестом на „Афине”. Когда я познакомился с членами экипажа и изучил их послужные списки, то обнаружил, что мое впечатление практически о каждом члене экипажа противоположно мнению капитана Беста. Каково ваше мнение о методах оценки команды капитана Беста?
Росс замялся, резкая складка губ дрогнула.
— Я спрашиваю ваше искреннее мнение, лейтенант.
— Капитан Бест имел свои личные критерии, капитан.
— Будучи старшим артиллеристом, часто ли вы соглашались с оценками капитана Беста?
— Иногда, сэр. Временами я чувствовал, что капитан Бест, должно быть, обладает большей информацией, чем я.
Джон повысил голос.
— Большей информацией об артиллеристах и о том, как они исполняют свои обязанности, чем вы, их непосредственный начальник?
Росс отвел глаза.
— Капитан Бест был опытным командиром.
Дело зашло в тупик. Росс держался как скала. Джон шагнул ближе, снова заглянув Россу в глаза.
— Думаю, что капитан Бест не владел большей информацией ни об исполнении членами экипажа их обязанностей, и ни о чем вообще. Кажется, он поощрял самых ленивых и небрежных, и наказывал самых старательных членов экипажа. И это привело меня к убеждению в том, что у него были собственные критерии оценки команды. Критерии, не имеющие ничего общего с тем, что является основой Космофлота. Вы согласны с этим, лейтенант?
— Не уверен, что правильно понял вас, сэр, — могучая фигура Росса качнулась, он поджал губы. Джон почувствовал, что очень близок к прорыву в отношениях с Россом. Со Спано можно без толку говорить весь день, и Джон не думал, что узнает что–нибудь новое. Со Спано все было ясно. Но проблемы Росса лежали намного глубже. Если Джон сможет пробиться и выяснить, что же гложет его, то, возможно, ему удастся наладить с ним контакт. До сих пор Росс не выказывал явного неповиновения, просто скверно выполняя свои обязанности, и не имел желания начать открытый конфликт. Если бы возник открытый конфликт, то, возможно, это можно было решить, и необходимость в сопротивлении исчезла бы.
— Я имел в виду, что мне нужно взглянуть на всех моих старших офицеров и спросить у них: как? Что именно они сделали для капитана Беста, чтобы получить повышение? — он указал на Росса. — Например, вы. Начали службу с капитаном Бестом девять лет назад как энсин третьего класса. Сейчас вы лейтенант и старший артиллерист. Когда я смотрю на состояние дел в вашем отсеке, Росс, и на ваше собственное поведение: вашу небрежность, ваше упрямство, ваше пренебрежение инструкциями, вашу убогую мотивацию, то мне хочется знать, какими критериями руководствовался капитан Бест, когда неоднократно рекомендовал вас на повышение?
По выражению лица Росса Джон понял, какое решение пришло тому в голову: дикое решение — набить рожу своему командиру. Тонкие черты лица Росса исказились, правое плечо опустилось, огромная правая ручища сжалась в кулак, а локоть отодвинулся назад, готовясь нанести удар. Вовсе не на такой прорыв надеялся Джон. Он инстинктивно поднял руку для защиты, и в этот момент Росс засопел. Его руки вместо удара, вытянулись по швам. Голова Росса нервно дернулась от Джона по направлению ко входу в отсек.
— Капитан? — произнес генерал Лохшманан. Рядом с ним стояла его помощница.
Джон опустил руку.
— Мы… проводим учения, генерал. Чем обязан?
— Ах, учения.
Коммуникатор Джона пискнул.
— Извините, сэр, — Джон поднес коммуникатор к губам. — Шеридан слушает.
— Капитан, — сказал лейтенант Корчоран, — звонит ваша жена.
Джон оглянулся на генерала.
— Скажите ей, что я перезвоню. Я занят.
Принять личный звонок во время боевой тревоги было явным нарушением устава. Корчоран должен бы знать об этом.
— Примите звонок, капитан, — сказал генерал. — Мне бы хотелось побеседовать об этом учении с лейтенантом.
Джон замялся, но потом понял, что у него нет выбора.
— Есть, сэр!