Теперь все становилось понятно. Создание полноценного воспоминания докажет, что я способна быть матерью — матерью демонскому ребенку, которого у меня никогда не будет.
«Так… что мне делать?», — спросила я, и мне стало интересно, жив ли еще демон, который помог ей создать образ этого модного бара, или она убила его. Возможно, это был Миниас.
Тритон плавала по кругу вокруг меня, создавая рябь на краю отсутствующего коллективного сознания.
«Мне так нравится быть здесь одной. Так тихо».
«Тритон?», — позвала я, и она вернулась.
«Вспомни место. Пусть оно станет реальным в твоем сознании. Заполни пустоту вот здесь, и Ал отделит ее от тебя и сделает реальной. Это их часть работы. Ты должна лишь впустить его».
Я должна довериться ему. Черт побери! Как я до такого докатилась? Просто подумать о месте?
Тритон вынырнула из воды возле меня, серебряные звезды стекали по ее лицу, как капли воды.
«Чего тебе будет не хватать больше всего? Раз ты застряла здесь навсегда?»
«Чего мне не хватает?», — эхом повторила я, тут же подумав о Дженксе, Айви и моей церкви, но я не собиралась делиться этим с демонами. Мой сад, освещенный солнцем. Солнце, которого я никогда больше не увижу.
Боль в сердце, казалось, удвоилась. Солнце. Я буду скучать по солнцу. Вот это я могу показать им. Солнце, но не в моем саду, а в другом месте, где солнце контролирует все, и не только сейчас, но и в прошлом, и будет в будущем. Я дам демонам лес, такой старый и мертвый, что там ничего, кроме камней, не осталось. Я дам им его и ничего больше.
Со звоном, который причинил душе боль, я почувствовала, как воспоминание о пустыни всплывает во мне, неся в себе одиночество и отчаянную пустоту, которую я ощущала, когда думала, что потеряла Дженкса. Я ссутулилась, зажмурила глаза, сердце сдавило от боли — в унисон с окружающей реальностью, в которой я потеряла все. Пустота. Вокруг было пусто, и отголосок огромного пространства звучал внутри черепа.
Жара влилась в меня, как внутренний защитный слой, сначала испугав, потом успокоив. Едва заметная брошенная лей-линия пустыни, казалось, светится — мертвая, покинутая и бесполезная. Пустыня отпечаталась на внутренней стороне моих век, оставляя след в коллективном сознании, как будто заключив его в скобки времени. И с этого момента все начало воссоздаваться само, целая пустыня вернулась к существованию. Щебет насекомых; тихое щелканье жуков; ветер, налетевший на меня, масляный и скользкий, не узнавший меня, стоящую посреди покинутого поля и молящую о чуде.
Память резонировала во мне, и, пульсируя, растекалась от меня, как волна. Она разливалась по моему мысленному пейзажу, раскрашивая все, придавая глубину, прочность, реальность. Я тогда была беспомощна, и я беспомощна сейчас. Я сдержала рыдания, отказываясь плакать. Появился запах скал, и сильный, древний воздух, которым дышали еще динозавры, который однажды освободился под оползнем, потом был заморожен, и теперь снова стал свободным. Я чувствовала необъятность моего одиночества, и это было больно.
«Открой глаза, мой маленький демон», — прошептала Тритон у меня в мыслях.
Я открыла и заморгала от яркого света.
— Боже мой, — сказала я. У меня пересохли губы от солнца, существующего лишь в моих мыслях. Я была в пустыне. Солнце почти в зените. На мне пыльные кроссовки и рубашка с коротким рукавом, которая прилипла ко мне от пота. Под моими ногам захрустел песок, когда я повернулась, ощущая эту пустоту и огромное пространство. Я знала, что все это ненастоящее, но ощущалось оно очень реальным.
Я стояла на мощеной дороге, и от меня падала небольшая тень. Позади меня стоял автомобиль моей мамы. Передо мной раскинулся мир, настолько обширный, что глазам оказалось не под силу определить его край. Солнце было высоко, оно свирепо обжигало розовые, фиолетовые и оранжевые скалы. Земля, ощущавшаяся под ногами, напоминала гору, вывернутую наизнанку. Ветер, который существовал только в моих мыслях, давил на меня с силой обиженного бога, которого попросили остановиться.
Я создала воспоминание.
Потрясенная, я повернулась к Тритон, стоящей рядом. На ней были обтягивающие капри и яркий цветной топ. Темные очки скрывали ее глаза, и она вытирала влажным платком под носом. Шелковый шарф, скрывающий ее волосы, делал демоницу похожей на звезду пятидесятых во время съемок на природе. Видимо, это она одела меня, потому что я этого точно не делала.
— И это реально? — спросила я. — Все закончено?
Небо было таким синим. Я, возможно, никогда не увижу его снова, но оно осталось со мной, в моих воспоминаниях.
Она улыбнулась, ее губы были ярко красными, а на щеки нанесено слишком много румян.
— Впусти Ала. Но только его. Это надо запомнить. Они все должны запомнить это.
Я понятия не имела, о чем она говорит, но подумала об Але.
Меня пробрала дрожь, а мир, казалось, икнул. Окатило энергией, и Ал просочился в мой разум, как будто все время был тут и просто ждал, а сейчас я открыла дверь и он ввалился. Он стоял рядом со мной, одетый в месопотамский костюм, широко раскрыв рот. Зрачки были настолько маленькими, что казалось, глаза демона наполнены кровью. Потрясение захлестнуло его, когда он увидел, что я сотворила, а потом появился страх, но я не знала, вызван ли он тем, что я это создала, или тем, что ему придется вытаскивать все это из моей головы.
— Боже мой, — прошептал он, осмотрев пустыню. — Здесь даже есть старая лей-линия.
— Ал? — протянула я испуганно, и он как будто подхватил мою душу, схватив меня за плечи, когда у меня подкосились колени. Он поднял меня на руки, пытаясь одновременно и разглядывать мое творение, и заглянуть мне в глаза.
— Прими воспоминание, Ал, — тихо сказала Тритон. — Прежде, чем она потеряет сознание.
Ал испуганно вдохнул, уставившись мне в глаза. Воспоминание почти причиняла боль, и я хотела избавиться от него.
— Впустите меня, — попросил он, видя, что мне больно, и я закрыла глаза.
Я начала плакать, когда он подхватил мою душу и вытянул меня из коллективного сознания, оставив лишь воспоминание о полуденном Петрифайд-Форест. Он начал осторожно вытягивать кусочек за кусочком все воспоминание, отсекая небольшие части, прицепившиеся к нему — форму камней, которые я видела когда-то на пляже, цвет заката, который я видела в десятилетнем возрасте, карканье ворона, услышанное еще в лагере, от которого дрожь пробирала до самого позвоночника. Ал тщательно отодвигал в сторону прицепившиеся воспоминания, отделяя мою душу от конструкции, оставляя только то, что было реально.
Боль постепенно ушла, и я вновь стала цельной, но он продолжал всматриваться, проверяя, что ничего не забыл.
— Я думаю, — прошептал Ал, — я думаю, я забрал все. Я раньше этого не делал. О, Боже, надеюсь, я все забрал, — я почувствовала, как он повернулся. — Тритон. Слово, чтобы закрепить его… — его голос надломился. — Memoranda, — хрипло произнес он, и я ощутила звон, когда воспоминание полностью покинуло меня.
«Заметка на память», — перевела я про себя, ожидая волны дисбаланса, но ее не последовало.
И потом, хотя глаз я не открывала, я поняла, что все демоны, что были с нами в «Дальянсе», сейчас окружают нас. Не я впустила их, это Ал сместил мое воспоминание к ним. Оно было закреплено. И оно было реальным.
Когда прохладная ночь Месопотамии исчезла и сменилась жаркой реальностью Аризонской пустыни в июне, все демоны как один сжались и закричали.
— Боже мой! — услышала я чей-то голос, но большинство в страхе молчало.
— Дали! — крикнул Ал, прижав мою голову к себе и сложив толстые пальцы чашечкой. — Оно закрепилось? Я все правильно сделал?
— Мы же здесь, не так ли? — крикнул в ответ старый демон, я приоткрыла глаза.
Все расплывалось, но я заметила возле маминого синего бьюика музыкальный автомат. Багажник был открыт, и в нем стояла корзинка для пикника. Я не думала о корзинке. Видимо, кто-то другой подумал. Я создала то, что демоны могут изменить по своему усмотрению. Я сделала это.