Лильфия с недоверчивым видом отпила немного калларианского. Ниол понял, что она подозревает какой-то подвох с его стороны. Должно быть, она догадывалась, что он хочет подпоить ее и насладиться ее соблазнительным телом. Ну и что с того? Он действительно намерен сделать это. Он не мог упрекнуть ее за такую осторожность.
Но, Боги-Воины! Она и в самом деле была прехорошенькой! Он, определенно, чем дальше, тем больше влюблялся в нее. А какая фигура!.. Он как будто видел ее всю сквозь тунику. Он был уверен, что и она получит массу удовольствия, когда он сожмет ее в объятиях. И если она будет не против, он донесет ее на руках до самого Агрика.
Заверещали дудки. Под их нестройную музыку в широкий проход между столами вышла почти голая танцовщица. Ее танец был откровенным и призывным и нравился Ниолу. Танцовщица тоже была хорошенькой. Ниол готов был разорваться, пытаясь одновременно следить за танцем и смотреть на Лильфию. На красивом лице Лильфии застыла гримаса явного презрения.
Танец окончился. Дудки замолкли. Посетители захлопали вразнобой. Танцовщица убежала в задние комнаты.
Ниол обратился к Лильфии:
— А ты смогла бы… лучше?..
— Я еще не сошла с ума — танцевать для тебя. — Она сказала это твердо и спокойно.
Ниол даже слегка отодвинулся от нее.
Девушку окутывала тайна — Ниол явственно ощущал это. Она не походила на прежних подруг Ниола, с которыми он быстро и ненадолго сходился во время своих странствий. Они дарили улыбку и предлагали свое тело в обмен на хороший обед и несколько кубков вина. Он даже слегка пожалел, что от Лильфии он такого не дождется.
Он позволил себе помечтать о теплой постели, в которой он забавляется с Лильфией… А как же будет на самом-то деле? Он никак не решался спросить ее об этом. Он весь извелся, пока не выдавил из себя:
— Ты… переночуешь со мной?..
Лильфия снисходительно кивнула.
— Я останусь с тобой.
Чтобы заплатить за ужин и ночлег, он разменял последнюю золотую монету и получил сдачу — несколько мелких серебряных. Затем вслед за покачивающей бедрами Лильфией поднялся по винтовой лестнице на второй этаж, в комнаты для постояльцев.
В их комнате были кровать и умывальник — таз и кувшин с водой. В окошке блестели звезды и сиял выщербленный, будто обгрызенный, диск луны. Маги уверяли, что некогда луна развалилась на куски. Только самый большой обломок удержался в небе.
Ниол снял перевязь с мечом и кинжалом и бросил на стул. Стянул сапоги и одежду, лег на кровать и поманил девушку.
— Иди ко мне, Лильфия. Я хочу почувствовать сладость твоих поцелуев.
К его удивлению, она спокойно подошла и присела на край кровати. Наклонилась над ним. Заглянула в глаза. Ему почудилось, что ее пристальный взгляд пронизывает его насквозь. «Спи, Ниол Чужестранец, — приказывали ее глаза. — Спи… Спи…»
И Ниол задремал, и Ниол заснул…
Ему снилось, что он в громадном зале восседает на каменном троне. Кромешную тьму разгоняет круг из пылающих факелов. В круге танцует Лильфия. Она обнажена, тело ее — мертвенно-бледное и возбуждающе-чувственное.
Ниола охватила животная страсть. Он мучительно желал это обольстительное тело. Оно сводило его с ума. Он тянулся к Лильфии, но не мог встать с трона. Он протягивал к ней дрожащие руки, умолял приблизиться. А она шептала ему призывные обещания. Ее точеные щиколотки и умопомрачительные бедра мелькали перед ним. Пот катился по его лицу. А она в танце то удалялась, то приближалась, то принимала откровенные позы, то вихрем неслась по кругу. Он смотрел, и его желание становилось все мучительней и нестерпимей…
На рассвете Ниол проснулся, резко сел на кровати. Он тяжело дышал и был весь в поту. Этот сон был слишком ярок, чтобы быть просто сном. Так, наверное, чувствует себя матерый медведь после зимней спячки.
Ниол огляделся — в комнате он был один. Он сразу помрачнел. Встал, подошел к умывальнику и вылил на голову кувшин воды. Холодная вода взбодрила его. Не обращая внимания на стекающую с волос воду, он поглядел в окно — серое небо, бледная розовая полоска зари на горизонте, влажные от росы черепичные крыши.
Ниол был уверен, что Лильфия еще в городе. Он догадывался, куда она может пойти. Он не видел отсюда дворец Мэйлока, но был убежден, что найдет ее именно там.
Он оделся, взял перевязь, надел, подтянул, чтобы удобно сидела.
В углу тускло отсвечивал большой осколок зеркала. Он подошел, взглянул на пыльное отражение. Черные густые волосы падают на бронзовые плечи. А плечи его такие широкие, что он едва проходит в дверь комнаты. Могучие мышцы бугрятся и перекатываются под загорелой кожей. На загоревшем подбородке белеет сквозь щетину небольшой шрам. И вообще, выражение лица у меченосца, нанятого Великим Ларли, было довольно жестоким. Да и как иначе? Всю жизнь он только и делал, что отвечал ударом на удар.