Руки Сизифоса дрожали. Он повернул к богу Смерти свое заплаканное лицо.
— Она не может тебя видеть, — сказал Танатос. — А теперь пойдем отсюда.
— Это несправедливо, — воскликнул Сизифос.
— Ты счастливый, — возразил Танатос. — Обладать множеством чудесных вещей и никогда не увидеть их увядшими. Идем же, идем отсюда.
— Я люблю ее, — заплакал Сизифос.
— Она придет в свое время, — сказал Танатсе.
Сизифос провел ладонью по гладкой щеке Мероуп, ее глаза не мигали, а волосы не шевелились. Он поцеловал ее в щеку и взглянул на Смерть.
— Одно слово, — взмолился он. — Только одно слово.
Сердце Танатоса смягчилось. Как и его брат, он был добрым богом.
— Только одно мгновение, — сказал он.
Комната снова пришла в движение. Зажужжала муха, вспыхнуло в очаге пламя, возобновился гул беседы.
Король быстро пригнулся к плечу королевы и стал что-то горячо шептать ей на ухо. Ее небесно-голубые глаза расширились и наполнились слезами, она согласно кивала головой, а король все шептал и шептал. Танатос отвернулся, пока женщина плакала со своим мужем. Гробовая тишина воцарилась в собрании.
В следующее мгновение Танатос поднял свой посох, и тотчас же все в комнате остановилось.
— Пора идти, — сказал он.
— Мой повелитель, — подчинился король.
В тот же миг душа целомудренно вышла из тела, и, еще немного смущаясь, огляделась вокруг. Бог Смерти взял ее за руку и своим посохом раздвинул занавес, разделяющий два мира.
— Ой, — только и произнес Сизифос, дрожа в темноте.
Танатос успокаивающе обнял его, и повел дальше.
Они пришли к широкой реке, мрачно несущей свои свинцовые бурливые воды. Здесь бог Смерти оставил Сизифоса одного. Сам он слишком надолго отвлекся от своих дел, и остальные его глаза и руки оставались в бездействии, ожидая указаний. Танатос сел на свой трон в преисподней, пристально вгляделся в серые вещие воды Стикса, и вот уже несколько его слуг направились к тонущему кораблю в Средиземном море, а другие к умирающему котенку в Александрию.
Он, брат Сна, всегда бодрствовал и был повсюду.
Ночь трижды сменила день, и Танатос, прекрасно отдохнувший, находился на дальнем берегу Стикса, собираясь отправиться в путешествие к землям Африки. Одна старая женщина громко призывала его оттуда. Вдруг какой-то печальный дух потянул его за рукав. Танатос взглянул сверху вниз и увидел заплаканное лицо Сизифоса.
— Все еще несчастлив? — спросил он душу. — Но в самом деле стоит тебе только расстаться с тем миром и пересечь реку… там луга, старые друзья. Да я не сомневаюсь, что твои родители и прародители страстно желают тебя видеть. Твоя жена придет в надлежащее ей время, и если ты пожелаешь, время пройдет очень быстро. Ты пока еще сильно привязан к Земле, и в этом твое не счастье.
— Я ничего не могу сделать, — заплакал король. — Моя жена не отпускает меня.
— Что?! Почему нет? — воскликнул Танатос, возмущаясь и одновременно ужасаясь.
— Ни похоронной церемонии, — сетовал дух, указывая рукой в сторону, противоположную серой реке, по которой плыла лодка паромщика, — ни поминального пира, ни прощания. Я привязан там, непогребенный пленник. О, властелин, позволь мне обитать призраком во дворце, пока моя жена не похоронит меня.
— Это закон, — согласился бог Смерти, сжалившись над ним. Он размышлял о женщине, чьи глаза были подобны синеве летнего неба, а волосы августовской зрелой пшенице. «Жестоко, как жестоко, — думал он. — А ведь она так прекрасна».
— Иди, Сизифос, и обеспечь себе надлежащие похороны.
Танатос распахнул перед королем занавес между мирами и указал путь на Коринф. А сам поспешил к старой африканке, которая звала его, рыдая от боли, и он, сжалившись, явился очень быстро.
Дух Сизифоса улыбался, когда темной ночью он шел по рыночной площади и поднимался по ступеням дворца. Стражники вздрогнули, когда он проходил мимо них, хотя и не увидели его. Пламя факелов в коридорах затрепетало при его приближении.
В парадном зале на ложе из щитов, убранном с королевской пышностью, покоилось его тело. А рядом с ним, о боги, ее золотистые распущенные волосы, ее небесно-голубые, а теперь покрасневшие от долгих слез глаза; на коленях перед телом стояла Мироуп.