О ветер беспокойный,
Буйный, бешеный!
Покойники?
Но они путешествуют…
ВОСКРЕСЕНЬЯ
О эта рояль, милая, дорогая,
Она плачет и плачет, не зная стыда,
Над моей головой упрямо рыдая,
Она не кончит рыдать никогда.
Это несколько вальсов, очень старых,
Упражнений деликатный рой,
Нежные романы для швейцаров,
И «Молитва девы молодой».
Убежать… Но куда — неизвестно.
(Прочитанные книги на столе!)
Нечего делать на улице воскресной,
Нечего делать на этой земле!
Воскресное небо тупо застыло,
Что мне сделать из длинного дня?
Каждый хрип шарманки унылой
Теребит и тревожит меня.
Слушайте, девушка за роялью!
Нет, не могу я высказать вам,
Как растут мои воскресные печали
Под жалобы ваших гамм.
Я схожу с ума от сомнений,
Будь у меня жена, я бы раздавил
Ее милый рот и, став на колени,
Ей бы с подлой улыбкой твердил:
«У тебя только плоть — это так убого,
Ах, мое сердце, мое сердце важнее всего,
Ты, конечно, поймешь, что немного
Должна пострадать для него!..»
Луи Ле Кардоннель
(1862–1936)
БОЖЕСТВЕННОЕ ПРЕСЛЕДОВАНИЕ
О господи, как Ты хитер, любя,
Ты просишь сдаться нас, и сердце радо,
Но, радуясь, уходит от Тебя.
Ища овец, отбившихся от стада,
И розыскам не ведая конца,
Ты настигаешь нас у двери ада.
Ты любишь богомольные сердца,
Но к грешникам любовь Твоя безмерней,
И отдохнет Заблудшая Овца.
Как в Эммаусе, в тишине вечерней,
Мы страстно припадехм к груди Твоей
Челом, увенчанным следами терний.
Сердца усталые вздохнут светлей,
И, не погибшие в ночи без следа,
Мы, свергнув иго смерти и страстей,
Дадим Тебе последнюю победу.
ЭПИЛОГ
Отрывок
И Сена перед ним уныло закачала
Огни, исколотые криком небеса.
Он чует, как звучат в душе пустой и вялой
Тоски и нищеты глухие голоса.
Он сдастся ль сам, прельщенный искушеньем,
Забыв Того, Кому душа обречена.
Отдастся ль жалким и ничтожным наслажденьям
Левит, возжаждавший не этого вина?
Он станет ли шутом людского балагана,
Спеша на гул толпы, на рампы яркий свет
Молиться красоте — земному истукану,
Искусству, возомнившему, что Бога нет?
Унылый, он бредет по улице пустынной,
И только церкви ночью нравятся ему,
Он просит окон аметисты и рубины
Старинным отблеском на миг рассеять тьму.
И голос, отвечая на признанья эти,
По-старому звуча, в глубокой тишине
Твердит жрецу, еще сокрытому в поэте:
«Тебя отметил Я, и ты придешь ко Мне!..»
КИПАРИСЫ
Осеняя миром и глубокой тенью
Виллы, скрытые застенчивой сиренью,
Виллы, где в садах белеют, как когда-то,
Несколько разбитых и замшенных статуй,
И бросая знак печали и покоя
На поля, на нивы, буйные от зноя,
Возвышаясь, как монахи, над холмами
И беседуя с какими-то тенями,
Сторожа высокие тосканской дали
Со стволами, полными печали,
Одиноки, погребальны и унылы,
Вы струите ночь на важные могилы.
Адольф Ретте
(1863–1930)
A Henry Degron
ЗИМНЯЯ ПЕСНЯ
С подругами дама работает в башне,
Веселая прялка стучит и поет,
Поет о сеньорах бесстрашных,
Уехавших в дальний поход.
Веселые прялки смеются над снегом,
Веселые прялки прядут и стучат:
«Сеньоры одержат победу
И скоро вернутся назад!»
О дамы, напрасно, напрасно вы пели,
Глядите, проходят унылые дни.
За днями проходят недели,
Назад не вернутся они!
Уж дама дрожит одинокая в зале,
Подруги ея на кладбище давно,
Ей волосы саван соткали,
И в зале пустынной темно.