ЗАХОДЯЩЕЕ СОЛНЦЕ
Солнце умирает, точно огненный циклон,
Точно желтых труб широкий и протяжный стон.
Поезд с грустным свистом пробежал куда-то мимо
И обвеял наши души легкой тенью дыма.
За собой влача благоуханье жарких стран,
Солнце медленно уходит, и встает туман.
В кабаке хрипит шарманка, этот голос кроткий —
Голос вечной нищеты, нужды и горькой водки.
Люди тянутся домой, болтают у дверей.
Раздается чей-то смех, но неизвестно чей.
И за миром красных стекол тихо и устало
Тени, неуверенно скользя, проносят в залы
Лампочки, похожие на алый цвет гвоздик.
Все сливается и тонет в этот беглый миг.
Странное слиянье смерти и забот о жизни…
Очертанья дальние дрожат еще капризней.
Вдалеке маячит на пригорке часовой.
И я думаю один о радости былой…
Я гляжу сквозь свод листвы, засохшей и унылой,
На последний слабый отблеск пышного светила,
Если б, как оно, уйти легко и просто прочь
И не знать тоски, что дико гонит в мглу и в ночь.
Андре Спир
(1868–1966)
«Что делать в этом мире?..»
Что делать в этом мире?
Я иду, все глухо и тревожно,
Я кричу, но уши внимающих мне
Еще трусливей, еще грубей, еще презреннее,
Чем руки нищих, от которых я убегаю.
О Музей, о тихое чудовище,
Открой твое молчание, твой сумрак
Моим безнадежным шагам.
И вы, картины, статуи, геммы,
Дайте мир моей душе,
Вы счастливые,
Никому не причиняющие зла.
«Дитя, дитя, — они отвечают, —
Смотри лучше, подойди ближе.
Вот наша правда:
Полотно, доски, винты,
Масло и пыль,
Старое железо и камни,
Неподвижные, серые, мертвые…»
НЕПОСТОЯНСТВО
Земля легкая, рыхлая и свежая,
Я видел тебя,
Когда ехал из моей страны соли и железа,
Где река отравлена селитрой,
Сжата камнями, грязная и жалкая,
Меж серых пыльных ив.
Я видел твои тополя и вязы,
Я плыл по твоей реке,
На ее берегах я варил свой суп бродяги,
Я спал на лесистых островах.
Теперь я думаю только о тебе, Земля,
И ты меня тянешь к себе.
Довольно блужданий! Я остаюсь здесь,
Я хочу понять твои поместья,
Очертанья лесов
И скрытую гордость твоих темных вод;
Я не хочу больше, как прохожий,
Облокотившись, любоваться минуту и дальше идти.
Я хочу быть твоим хозяином и говорить о деревьях,
О плодах и о корнях, о семенах и о травах
И даже о тонкой паутине,
Что блестит под тяжестью утра:
«Это мое!»
Но тысячи голосов раздаются в ответ:
«Погляди на эти пугливые дома, столпившиеся, как стадо,
На согбенные плечи этих покорных людей.
Можешь ли ты мне служить, как они?
Хочешь ли ты думать о том, как проводить межи,
Ставить изгороди и трамбовать дороги?
Хочешь ли ты, чтоб разделить свои мелкие заботы,
Взять жадную жену, которая будет жить надеждой
Раздвинуть шире крышу твоего дома?
Хочешь ли ты сыновей, мечтающих об урожае соседа,
Слуг, которых ты презираешь и которые тебя ненавидят,
Гостей, приживалок и родных?
Я люблю прикреплять людей,
Но мне страшно упреков твоей бродячей души.
Иди! Блуждай, греби и пой!
Погляди другие поля, другие сады и другие страны,
Уходи скорее от той, что полюбишь,
И блуждай, и блуждай… пока,
Одним вечером ты не умрешь в гостинице,
Не оплаканный даже для виду
Ни хозяйкой, ни доброй служанкой!»