Внутренний конфликт сразу отошел на задний план. В конце концов, додраться можно было и потом. После того, как проучат чужого.
– Он Толика покалечил! – завизжала девка с малиновыми волосами.
Три крепко выпивших парня и пять разъяренных дам, автоматически пересчитал Шатов. Шансов, в общем, мало. Тем более что он таки действительно искалечил Толика.
Три парня и пять дам… С Толиком – четыре парня. Не парное число. Шатов даже улыбнулся этой нелепой мысли. Через минуту…
От удара он все-таки уклонился. Бил тот самый противник Толика, одетый в джинсовую куртку. И боксерский класс был у него повыше, чем у кожаного приятеля. Шатов, заметив краем глаза движение слева, успел подставить руку.
Мимо. Еще раз. Болезненный удар в плечо. Уклониться. Что-то прочесало по скуле. Твою мать! Шатов ударил. Ударил из всех сил. В лицо.
Боль отозвалась в запястье и плече. Еще удар, с левой. И снова в лицо. Головы им всем отливают на танкостроительных заводах, что ли?
Тогда – по ходовой части. Шатов ударил ногой в голень, под коленную чашечку. Ударил не глядя, не отводя взгляда от лица противника. И попал.
Джинсовый заорал, наклоняясь, чтобы схватиться за ушибленное место. Движение настолько же естественное, насколько в этой ситуации глупое. Редко кто откажется ударить ногой в лицо. В такой позиции это очень удобно. Шатов отказаться не смог.
Ногой. В лицо. И еще раз. И добавить. И еще раз, пока не упал навзничь. И… Шатов понял, что стоит над лежащим парнем, лицо которого залито кровью, который пытается отползти, но не может, а только елозит ногами по полу.
Рот Шатова наполнился горечью. Он снова сорвался. Снова… Черт.
О том, что в баре, кроме него есть еще и другие Шатов вспомнил не сразу. И удивился. Его еще не смяли. «Странно…» – медленно проползло в мозгу. Все мысли Шатова отчего-то стали медленными и неторопливыми. И равнодушными.
Свалят? На здоровье. Забьют? Такова жизнь: либо се ля ви, либо се ля вас.
Шатов медленно обернулся к остаткам компании. И удивился. Медленно и равнодушно. Остатки стояли на прежнем месте, хотя должны были уже навалиться и смять. И пинать от всей души. И…
Стоп, одернул себя Шатов. А кто это стоит между ним и компанией? Шатов его знает… А, майор Сергиевский… Душка майор Сергиевский. И как это ему удалось их остановить? Добрым словом?
Шатов тряхнул головой, отгоняя оцепенение. Как там говаривал Ал Капоне? Добрым словом и пистолетом можно сделать гораздо больше чем просто добрым словом. Сергиевский, похоже, применил средство в полном объеме.
В руке был пистолет, и что-то майор еще говорил стоящим. Шатов из-за шума в ушах не мог разобрать, что именно, но слова были явно доходчивыми и находили живой отклик в душах слушателей.
– Все нормально? – майор повысил голос.
– Нормально, – сказал Шатов.
– Тогда двигайтесь, пожалуйста, на выход.
На выход, так на выход, пожал плечами Шатов.
Он ничего не забыл тут на месте сражения? Шатов огляделся. Кажется ничего. Ну и славно. Ну и хорошо. На выход.
Шатов медленно подошел к двери, медленно открыл ее, с трудом преодолевая сопротивление пружины, медленно поднялся по ступенькам на улицу…
Холодает. Бабье лето прошло, и осень начала мелко сеять воду сквозь решето туч. Шатов подставил лицо под мелкие, почти невесомые капли.
Небо ощупывало его лицо сотнями крохотных лапок. Сотнями крохотных холодных лапок. Небо хочет познакомиться с ним?
Снова глупые мысли. Небу нет до него дела. Небу все равно. Небу наплевать на всех, кто поднимает к нему лицо. Небо не ощупывает запрокинутые лица людей, оно отталкивает их. Отталкивает дождем, или пытается завалить снегом.
За спиной громко лязгнула дверь.
Толчок в спину:
– Ходу.
– Что?
– Ходу, – повторил Сергиевский, – почти бегом.
– Хорошо, – кивнул Шатов.
– Да, в общем, хорошего-то, как раз, и мало. Вы не умеете драться, господин Шатов.
– Как это не умею?
– Совершенно не умеете, – Сергиевский похлопал Шатова рукой по плечу. – Искусство пьяной драки состоит именно в том, чтобы и душу отвести, и никого особо не повредить.
– Извините, я был трезвым, – сухо поправил Шатов.
– Это недочет, – согласился Сергиевский, – но для трезвого в пьяной драке также есть набор правил.
– Что вы говорите?
– Именно то, что я говорю. Правило номер один – вообще не встревать в пьяные драки. Просто взять и убежать.
Шатов промолчал.
– Второе правило, если убежать сразу не получилось, вали ближайшего и снова убегай. Причем валить нужно того, кто стоит на пути вашего отступления, и валить нужно либо хорошо поставленным ударом своей конечности, либо чем-нибудь тяжелым. Можно стулом.
– И снова – бежать? – уточнил Шатов.
– И снова бежать. В людное место. Так как пьяный обычно бегает плохо, и также плохо отличает одно лицо от другого. В толпе он вас просто потеряет.
– Как все просто!
– Абсолютно просто. А что сделали вы? Встряли в драку. Искалечили двух человек…
– Какая жалость!
– Искалечили двух человек и даже не попытались смыться, – закончил свою мысль Сергиевский.
– Следующий раз попытаюсь исправиться, – Шатов остановился и несколько раз глубоко вдохнул.
– Зацепили?
– Нет. Просто хреново. Все хреново. Меня от всего этого тошнит. Ненавижу.
– Ментов?
– И ментов тоже.
– А еще?
– Что вы лезете ко мне с этими идиотскими вопросами? – Шатов наклонился, борясь с приступом тошноты.
– Вы сегодня что-нибудь ели? – спокойно спросил Сергиевский.
– Ваше какое дело?
– Почти никакого. Но если не кушали, то и рвота вам не угрожает. За время нашего знакомства я ни разу не видел, чтобы вы обедали. Это привычка или нервы?
Шатов сплюнул вязкой слюной и выпрямился:
– Это нервы, а что? Плохо?
– Плохо, – Сергиевский остановился, повертел головой, – а не зайти ли нам в кафе?
– Опять? – Шатов даже не улыбнулся.
Сергиевский сегодня словно решил вывалить на Шатова массу нелепых замечаний и поступков.
– Вы еще не напились кофе в «Самшите»? Или вам было мало зрелищ?
– Мы еще не поговорили толком, – ответил Сергиевский спокойно, – а мне еще нужно решить некоторые проблемы и поужинать заодно.
– Нам сегодня обязательно возвращаться на базу?
– Обязательно.
– А то можно было бы поужинать у меня, – Вике, в конце концов, тоже было бы интересно послушать их беседу для передачи Хорунжему.
– Нет, спасибо. Поужинать, наверное, можно было бы, но я не смогу решить своих дел, – Сергиевский глянул на часы.
– Торопимся?
– В общем, да. Побежали.
Бежать пришлось недалеко. По Пушкинской вверх всего метров сто, потом вправо, на Дарвина, еще столько же.
На этот раз точка общепита называлась «Нота», светилась огнями, и на стоянке перед кафе стояло несколько автомобилей. За стеклянной дверью маячил высокий подтянутый парень в черном костюме.
– Прибежали… – протянул Сергиевский и постучал в стекло.
Охранник подошел, узнав Сергиевского, заулыбался и открыл дверь:
– Добрый вечер, Сергей Викторович!
– Привет, Сережа, как дела? – Сергиевский пожал охраннику руку, кивнул на Шатова, – знакомься, это журналист Шатов.
– Очень приятно, Сергей.
– Евгений, – Шатов ответил на сильное, уверенное рукопожатие.
– Вас ждут, Сергей Викторович. В кабинете.
– Хорошо, я пойду, а ты пока прими гостя.
– Обязательно, – охранник закрыл дверь на засов, подождал, пока майор скроется за обитой кожей дверью в глубине холла, и обернулся к Шатову. – Вам, кажется, нужно посетить туалет.
– Не понял?
– Туалет, прямо по коридору и направо. Аптечку вам сейчас принесут.
– Аптечку? – Шатов подошел к зеркалу возле раздевалки.
Черт, ему таки досталось в «Самшите». На скуле имела место свежая ссадина. Чем же это он меня? Просто кулаком? Однако, шершава рука у люмпен-пролетариата.