Я чувствовал отдаленно знакомое и почти желанное возбуждение. В адвокатской практике ничего подобного со мной не случалось.
Однажды я сидел в конторе за столом и смотрел в окно. День выдался невыносимо тягучий. Питер был поблизости — бранил клерка, наделавшего помарок при записи показаний. Вдруг взгляд его упал на меня. После секундной паузы Питер продолжил распекать подчиненного, однако не выдержал — снова посмотрел на меня.
— Квентин, что-то случилось?
Надо сказать, я имею странное свойство: ни с того ни с сего уставиться прямо перед собой, словно под действием чар. Питер всегда боялся этих состояний. Теперь он схватил мой пакет имбирного печенья и затряс им у меня перед носом. Пакет зашуршал довольно громко.
— Квентин, что-то случилось? — повторил Питер.
— Нет, все хорошо. Все отлично, Питер.
Видя, что больше от меня ничего не добиться, Питер повернулся к незадачливому клерку и продолжил выговор точно с того слова, на котором несколькими минутами раньше остановился. Я же не мог более сдерживаться.
— Да, полный порядок! Если, конечно, полным порядком называется прямая угроза! — вдруг выкрикнул я. — Все ужасно, Питер!
Мой друг отпустил клерка, и тот не замедлил выскочить за дверь. Когда мы остались одни, я выложил все, до мельчайших подробностей. Питер сидел на краешке стула, слушал с интересом. Поначалу он вроде бы даже проникся моим волнением, однако очень скоро вспомнил, что он деловой человек. Питер объявил моего Фантома обычным сумасшедшим.
По неведомой причине я ощущал потребность снять этот диагноз, даром что Фантом меня запугивал.
— Нет, Питер, он не сумасшедший! Ни в малейшей степени! Видел бы ты его глаза — в них светился острый, изощренный ум.
— Квентин, ты безнадежный романтик. Сам подумай: что ему в тебе? Зачем ты ему понадобился? Он что же, один из должников, с которого ты намерен взыскать?
Я возразил резким смехом, определенно покоробившим Питера, — словно отрицание потенциальной заинтересованности сумасшедшего в долговых тяжбах принижало все адвокатское сословие. Впрочем, я тотчас же раскаялся и более спокойно объяснил, что дело касается Эдгара По. Я признался, что с самой его смерти собираю газетные упоминания о нем и нашел уже немало несоответствий.
— В частности, все газеты намекают, будто По умер от своей «роковой слабости» — это у них эвфемизм для слова «пьянство». Но где доказательства? Разве эти же самые газеты — по крайней мере некоторые из них — за несколько недель до смерти По не писали о его вступлении в ричмондское Общество трезвости? Разве не утверждали, что По держится данной клятвы?
— Бездельник этот твой Эдгар По, вот он кто! Впрочем, поэты все такие. Читать его — все равно что дышать полной грудью в мертвецкой.
— Питер, ты говорил, что не читаешь По!
— Именно поэтому и не читаю! И не удивлюсь, если с каждым днем читающих эти книги будет становиться все меньше. Да ты хоть на названия посмотри — от них одних кошмары начнут сниться! И не воображай, пожалуйста, Квентин Кларк, что, раз ты без ума от Эдгара По, значит, и другим он по нраву. Говорю тебе, По тут ни при чем — просто тебе хочется думать, будто угроза связана с его именем! Я совершенно уверен: она не имеет никакого отношения к По, и вовсе является мнимой. Нет, всему виной твои расшатанные нервы!
И Питер всплеснул руками.
Возможно, он был прав — в конце концов, Фантом не назвал ни имени Эдгара По, ни какой-то специфической даты. Откуда же взялась моя уверенность? А я не сомневался: некто задумал остановить мое расследование. Я не сомневался: есть человек, знающий, что конкретно случилось с Эдгаром По в Балтиморе, и есть человек, который этой правды боится. Нужно выяснить правду, чтобы понять причину опасений.
Однажды, когда я корпел над проверкой важного договора, в кабинет заглянул наш клерк:
— Мистер Кларк. Тут мистер По…
Изумленный, я велел выражаться яснее.
— То есть от мистера По. Записка. — Клерк помахал клочком бумаги.
Я выхватил записку. Она оказалась от некоего Нельсона По.
Имя было мне знакомо по газетам. Нельсон По, поверенный, занимался делами неплательщиков налогов, мелких воришек и хулиганов, а также одно время числился директором учредительного комитета Балтиморо-Огайской железной дороги. Несколько дней назад я отправил Нельсону По записку, в которой интересовался, не в родстве ли он с поэтом Эдгаром По, и просил о личной встрече.