Я подчинился и стал в тревоге наблюдать за выражением его лица.
— Кого вы ищете, господин офицер?
— Вас, мосье, — с лаконичной улыбкой отвечал квадратный.
Позднее мне объяснили, что в тот период бдительное око парижской жандармерии не пропускало ни одного молодого, а в особенности молодого и холостого, американца, полагая, что таковой может оказаться радикалом, прибывшим с целью свергнуть правительство. Учитывая, что правительство совсем недавно пережило этот пренеприятнейший опыт — я говорю о насильственной замене короля Луи-Филиппа республиканским правлением, случившейся за три года до описываемых событий, — так вот, учитывая это обстоятельство, страх перед радикализмом может показаться странным человеку, не слишком подкованному в политической истории Франции. Неужели, станет недоумевать такой человек, французы боялись, как бы чернь, уже имеющая законодательную власть и должным образом избираемого президента, не наскучила республиканизмом и не была спровоцирована к восстанию с целью вернуть короля?
Стражи порядка, остановившие мой экипаж, доходчиво объяснили, что префект жандармерии настоятельно рекомендует мне явиться к нему сразу по прибытии в Париж. Загипнотизированный и, как ни странно это звучит, очарованный саблями и элегантной синей формой, я с готовностью согласился.
Другой экипаж, с более резвой парой лошадей, примчал нас на рю де Жерусалем, где располагалась префектура.
Префект, добродушный и рассеянный человек по фамилии Делакур, присел подле меня (совсем как его подчиненный в экипаже) и в точно такой же манере изучил мой паспорт, к слову, безукоризненно выправленный мосье Монтором, французским послом в Вашингтоне. Мосье Монтор также снабдил меня письмом, подтверждающим мою благонадежность. Однако префект проявил крайне мало интереса к обоим письменным свидетельствам безобидности моих намерений.
Обозначив вероятную цель моего приезда как бизнес, туризм и образование, префект просил назвать нужное слово. Во всех случаях я отвечал отрицательно.
— Тогда что же привело вас в Париж нынешним летом?
— Видите ли, господин префект, мне нужно встретиться с одним человеком по очень важному делу, но дело это связано с Соединенными Штатами.
— И кто же этот человек? — спросил префект, пряча любопытство за легкой улыбкой.
Услыхав имя, он опешил, затем переглянулся с полицейским, сидевшим напротив нас.
— Кто-кто? — переспросил префект по истечении нескольких минут, как бы в полузабытьи.
— Огюст Дюпон, — повторил я. — Выходит, вы с ним знакомы, господин префект? Я писал мосье Дюпону в последние месяцы, но…
— Что? Вы переписывались с Дюпоном? — резко перебил второй жандарм, низенький и очень толстый.
— Конечно, нет, мосье Гуннер, — изрек префект.
— Вы правы — перепиской это не назовешь, — подтвердил я, сердясь на догадливость префекта. — Мосье Дюпон оставил без ответа несколько моих писем. Поэтому я приехал сам. Я здесь, чтобы лично все объяснить мосье Дюпону, пока еще есть время.
— Бог в помощь, — пробормотал Гуннер.
— Но он же не… в смысле, мосье Дюпон жив?
Мне показалось, префект ответил: «Почти»; впрочем, какое бы слово это ни было, он его проглотил и с этой минуты снова сделался веселым и славным малым. (Должен признаться, что я не заметил перемены в его настроении, пока она, перемена, не случилась во второй раз.)
— Не обращайте внимания на эти закорючки, — посоветовал префект, передавая паспорт своему коллеге, чтобы тот посредством печати оставил на страницах целый ряд иероглифов, несомненно, полных смысла для посвященных. — Вот оно, орудие новой Инквизиции — не правда ли, мосье Кларк?
Префект резко прервал разговор о Дюпоне, выразил надежду, что мне понравится Париж, и просил обращаться к нему, если возникнут трудности. На выходе из префектуры несколько сержантов, следивших за порядком, смерили меня взглядами разной степени подозрительности и неприязни, вследствие чего я с чувством огромного облегчения смешался с городской толпой.
В тот же день я заплатил мадам Фуше, владелице гостиницы «Корнель», за целую неделю вперед, даром что рассчитывал закончить свои дела гораздо скорее.
Полагаю, мне следовало учесть — или хотя бы заметить — определенные знаки. Например, реакцию консьержа в доходном доме, куда я адресовал письма Дюпону. Я отправился по этому адресу на следующее утро по прибытии, и консьерж, услышав, кого я хочу видеть, сузил глаза и покачал головой.