– Для расследования важно все, любая деталь. Скажите, а в этих языческих обрядах, нет ли там черного колдовства, жертвоприношений, ритуальных убийств и чего-нибудь подобного?
– Понимаю и должен вас разочаровать, господин следователь. Тут вы не найдете никоей зацепки. Мы, караимы, народ человеколюбивый и мирный. Землепашество, торговля. Вот вы какие папиросы изволите курить, не фабрики ли «Дукат», как я случайно приметил?
Седюков вытащил портсигар.
– Да, вы наблюдательны. «Ню», а также «Визитные», неплохие папиросы. Но ведь вам в вашем сане, полагаю, не положено курить.
– Разумеется, не положено. Я к тому это заметил, что фабрика сия, к примеру, принадлежит караимскому торговому дому. И государь нас привечает, лично навещали. Караимы законопослушный, спокойный народ. И даже в самых древних, языческих верованиях вы не найдете ничего зверского или опасного.
Сердюкову ничего не оставалось сделать, как поблагодарить газзана и отправиться восвояси. Уже на пороге курортной гостиницы он столкнулся с Зиной Боровицкой. Девушка имела взбудораженный вид, шляпка съехала на бок, из-под неё выбивались темные волосы.
– Господин следователь! Я вас уже целый день ищу!
– Что еще случилось? – насторожился Сердюков.
– Я знаю, кто эта женщина! Я знаю, почему она убила моего брата! – выпалила Боровицкая прямо на пороге гостиницы. – Я догадалась! Это наша гувернантка! Розалия Киреева!
Глава четырнадцатая
Сережа брел обратно парком Круунунпуйсто на свою дачу, едва волоча ноги. Красоты вокруг он не замечал. Что он скажет Розалии? И как он теперь будет слушать рассказы матери о необыкновенном человеке, которого на самом деле она просто выдумала для собственного утешения? Воистину, лучше слепое неведение. Зачем ему такая правда, которая разом разрушила весь его внутренний мир? Ведь образ отца был для него путеводной звездой, недосягаемым идеалом, к которому он собирался стремиться всю жизнь! И вот теперь оказывается, что не существовало никакого героя и поэта, а был всего-навсего ничтожный человечишко. А маменька какова? Как она могла так долго и вдохновенно лгать ему, сочиняя каждый раз все новые подробности такой якобы яркой биографии покойного папаши?
При мысли о матери слезы негодования и злой обиды вскипели на глазах юноши, и горькие рыдания подкатили к самому горлу. Нет, он не сможет ей этого простить! Уж лучше бы и вовсе не было никакого отца, или пусть бы был такой, какой он был, да только без героической лжи, без поэтического обмана! Сережа подхватил с земли палку и принялся стегать ею по траве. К дому он подошел с черной душой. Александра Матвеевна, встретив сына на пороге, испуганно спросила, отчего его так долго не было и почему у него расстроенный вид. Сережа насилу сдержался, чтобы с порога не выплеснуть на мать свою обиду, и медленно, немногословно поведал ей о встрече с Гнедиными, умолчав, пока, о главном.
– Гнедины? – переспросила Желтовская, и Сережа увидел, как внутри её все напряглось и застыло. Она ожидала удара, удара от него, своего единственного и ненаглядного сына, ради которого она и сотворила эту нелепую сказку.
Сережа молча ждал. Светлые, милые кудри матери показались ему почему-то смешными, не по возрасту. И вся она вдруг стала вовсе не элегантной, изысканной, как он привык её воспринимать, а жалкой, несчастной, одинокой. Волна боли охватила его существо, боли и любви. Он проглотил приготовленные злые слова.
– Гнедины. Ну да, ну да, были Гнедины, – бесцветным голосом произнесла Александра Матвеевна и медленно пошла к себе.
– Сергей Вацлавович! – раздался голос Киреевой.
Молодой человек вздрогнул. Его же еще ждет Розалия!
– Вы виделись? Что он? Как он? Что сказал? – девушка забросала посланца нетерпеливыми вопросами.
Но по его удрученному виду поняла, что не получит желанных ответов.
– Розалия Марковна, я не смог толком выполнить вашего поручения и поговорить серьезно с Анатолием. У них гости. Совершенно не представилось возможности переговорить с глазу на глаз.
– Ах, вот что! Дорогие гости пожаловали! Уж не те ли, о которых рассказывала с таким восторгом госпожа Боровицкая? – глаза девушки сузились.
– Должно быть, они, – понурился Сергей, словно во всем происходящем была и его вина.
– И барышня приехала? – Розалия подалась вперед всем своим гибким телом.
– Приехала, – последовал удрученный ответ.
– Послушайте, Сережа, вы же мне добрый друг. Вы же видели все своими глазами. Как вы полагаете, что сделает Анатолий?
– Полагаю, что у него безвыходная ситуация. И родители, и Гнедины ждут от него предложения руки и сердца барышне Гнединой, – выдавил из себя Сергей. Впрочем, Розалия и без него уже догадалась о неизбежном течении событий в доме Боровицких.
– Но ведь вы знаете, что он не может, не может этого сделать! – закричала Розалия.
В величайшем возбуждении она вскочила с кровати и стала лихорадочно метаться по комнате, надевая на себя все подряд.
– Что вы намерены делать? – с ужасом спросил Сергей, подавляя стыдливое желание выйти из комнаты при виде полуодетой женщины.
– Я намерена явиться к Боровицким и заявить им о своих правах. Я намерена сказать им, что я – законная, венчанная жена Анатолия Боровицкого! А вы пойдете со мной и подтвердите мои слова, так как были свидетелем в церкви! – в отчаянии выкрикнула Розалия и зарыдала.
Сергей застыл на месте. Страшная тайна наконец открылась. В первый раз за полтора месяца о ней сказали вслух. Сергей, верный слову молчать, никому никогда бы не проговорился, что был свидетелем на венчании у товарища. Боровицкий знал, кого звать. Сережа человек чести, его хоть режь на куски, не скажет, если дал слово хранить тайну.
– Разумеется, я пойду с вами. Я пойду с вами хоть на край света! Но только ни к чему идти теперь, когда уже смеркается. Гнедины уедут завтра, завтра и пойдем, все и прояснится! – Сережа следовал за Розалией по комнате, подбирая то шаль, то ботинок.
– Нет, довольно унижения! Довольно отвратительных тайн! Все должно встать на свои места! Идемте сейчас!
Она шагнула к порогу комнаты и вдруг замерла.
– Сережа! – она развернулась к юноше с широко раскрытыми от страха глазами. – Сережа, голубчик, я только вот теперь все поняла. Церковь сгорела, а с ней и наши бумаги о венчании. Другие ведь не у меня, а у него! Зачем, зачем он повел меня по самому краю, знал ведь, где оступлюсь в темноте! Он ведь отошел на шаг или два, когда я стала падать с берега, я удержаться за него хотела, да не смогла, воздух руками хватала! Упала, оступилась, и все, концы в воду! Нет меня, нет священника, не было и венчания. А то, что вы свидетель, так и вы промолчите, коли новобрачная преставилась! Пусть дорогой друг утешится с новой женой!
– О! Нет! Это слишком ужасная мысль! – только и мог выдавить из себя Сергей. Но в глубине души эти догадки уже бродили и у него, да только он боялся осознать их.
– Да, он точно замыслил убить меня! Теперь я ясно это вижу! – Розалия стала цепляться за стоявшую рядом мебель. Сергей поспешил подставить ей стул, чтобы она не упала.
– Он не смог побороть своей страсти, он завлек меня, упоил ласками, разжег пожар желания. А потом остыл, понял, что сотворил глупость, что наш брак для него позор и мезальянс, что можно поймать гораздо более выгодную птицу, чем жалкая гувернантка. Но ведь дело сделано? А тут, как нарочно, пожар в церкви, вот бы и злополучной тайной жене угореть или утонуть! И не было её, и можно снова жениться, идти к алтарю с юной и богатой девушкой. Да только вы, глупый, все испортили, вытащили меня из могилы и смешали все планы!
– Нет, не думайте так плохо об Анатолии! – пролепетал Сергей, потрясенный словами Розалии.
– Как же мне жить теперь? Как я могу любить его, если он целовал меня и желал моей смерти? Обнимал и подталкивал к пропасти?