– Что за прелестные духи у вас, Розалия? – однажды не выдержал Сергей. Этот запах кружил ему голову.
– Это вовсе не духи, – засмеялась девушка. – Это душистое масло из плодов и листьев можжевельника. В Петербурге один крымский караим держит галантерейную лавку, у него и беру.
Она вытащила из изящной коробочки маленький пузатый флакончик и, смеясь, мазнула у Сергея за ухом пахучей густой жидкостью. У юноши закипела кровь и зашумело в голове от нежного прикосновения.
Однажды они гуляли в парке Круунунпуйсто, увлеклись разговорами и случайно снова оказались на берегу Вуоксы, неподалеку от того страшного места, где девушка упала в воду. Розалия вдруг остановилась и побелела. Весь пережитый кошмар снова вспомнился ей. Она снова ощутила смертельный холод воды. Острые камни впились в спину, ужас парализовал члены. Она задрожала и застучала зубами. Сережа испугался. Как он мог так глупо поступить и снова привести Розалию сюда? В тот миг, когда Розалия уже была готова потерять сознание, он решительно шагнул вперед, обхватил девушку сильными мускулистыми руками, прижал к себе и поцеловал. Молодые люди долго не могли разомкнуть губ. Они чувствовали, как в этот миг они стали единым целым, как его жизнь, его любовь бешеными струями затопляет все её существо. Наконец, сделав над собой усилие, Сережа разомкнул объятия.
– Я люблю вас, Розалия Марковна, – произнес он почти спокойно и с достоинством. – И прошу вас стать моей женой.
– Кому же, как не вам, милый Сергей Вацлавович, не знать, что я замужем! Ведь вы единственный свидетель на нашем с Боровицким венчании! – с горечью ответила Розалия.
– Да, вы замужем. Но при данных обстоятельствах это пустая формальность. Ваш муж вас чуть не убил и предал. Собрался жениться при живой жене. Поэтому вы не имеете перед ним никаких обязательств.
– Но перед Богом? Ведь мы венчаны в церкви?
– Церковь сгорела, священник погиб, документов нет. В интересах Анатолия не вспоминать, что меж вами произошло. А уж я промолчу. Меня хоть пытай, я никому не скажу.
– А перед своей совестью? – тихо промолвила девушка.
– Ваша совесть чиста. Вы безупречны.
– Увы, мой друг, это не так, – она тоскливо покачала головой. – Я наказана за то, что поддалась на соблазн переменить свою жизнь таким недостойным путем. Но как мне хотелось жить по-иному! Как мне хотелось вырваться из бедности и постоянного унижения, стать равной тем, кому я только что прислуживала! Чем, чем я хуже?
– Вы лучше их, вы достойней всех! – запальчиво воскликнул Сергей. – Вы самая замечательная из всех живущих на земле! Я преклоняюсь перед вами!
– Нет, Сереженька, нет! Я не лучше, я такая же, как многие люди, которые идут на все, только бы выбраться из жизненной ямы, выскочить из тьмы на освещенное пространство жизни.
Губы её искривились, но она не заплакала.
– Значит, вы не любили Анатолия? – выдохнул Сергей. – Не любили?
– Теперь и не знаю. И оттого мне еще противней. Да, я должна признать, что меня охватила страсть, и я отдалась, да, да всецело отдалась своей страсти.
От слов признания оба покраснели.
– Да, – упорно продолжала Розалия. – Ведь мы были обвенчаны, мы супруги. Мое тело принадлежало ему, – едва слышно добавила Розалия.
– Прошу тебя, не надо. Я не наивный ребенок. Но я не хочу этого слышать. Для меня ты – сама чистота. Если ты согласишься стать моей, я горы сверну, я добьюсь для тебя развода. Я буду ждать, хоть всю жизнь. Но эта жизнь только с тобой, без тебя для меня жизни нет!
И он снова хотел обнять девушку.
– Нет, Сереженька, нет! Прошу тебя, остановись! Я уже совершила одну ошибку в жизни. И ты уже пострадал из-за меня! Я не хочу тебе никакого зла! Я не хочу, чтобы из-за меня вся твоя жизнь пошла наперекосяк. Ты должен учиться, стать адвокатом. Я не хочу быть помехой, обузой. В этой роли я уже побыла, – она снова горько усмехнулась. – Не хочу дожить до того страшного мига, когда ты раскаешься в своем благородном порыве и будешь сожалеть, что наши судьбы пересеклись.
– Не смей даже думать так! Я не отступлюсь от тебя, не предам и не брошу на произвол судьбы!
С этими словами он все-таки привлек Розалию к себе и снова поцеловал.
Александры Матвеевны не было рядом. Когда молодые люди вернулись, Александра Матвеевна все прочитала по их лицам. В последнее время Желтовская места себе не находила, изобретая всякие способы выставить Кирееву из дома, разлучить с ней Сергея. Обезвредить врага. Но как это сделать, ведь враг так вооружен! Карие сияющие глаза, гибкий стан, нежная кожа, чарующий голос. И сколько ума, такта, изысканности в манерах. Но почему, почему она всего лишь жалкая гувернантка? Будь Киреева хоть самой бедной из бедных дворяночек, на худой конец, из почетных граждан, Желтовская бы не нарадовалась на такую невесту сына. А так – без роду без племени. Был отец и сгинул. Жила в пансионе. Хоть деньги какие-то остались, на них, видимо, и росла и даже училась. Нет, пусть идет своей дорогой. Ей ли, Александре Матвеевне, не знать, что такое горькое разочарование в браке, крушение иллюзий и разбитая мечта! Её Сереженьке уготована иная, блестящая судьба. И мать не позволит какой-то гувернантке помешать свершиться этой судьбе в самом начале.
На другой день доктор, который лечил Сережу, прислал своему пациенту записку. Не соблаговолит ли молодой человек в этот раз не дожидаться визита врача дома, по обыкновению, а самому навестить доктора. Тем более что рана уже совершенно зажила, а пешие прогулки пациенту только на пользу. Видите ли, говорилось далее в письме, на сей раз у доктора сложились непредвиденные домашние обстоятельства, и он не сможет посетить пациента, как уговаривались ранее. Сережа прочитал послание, сложил его и с веселым видом стал собираться.
– Я мигом. Я быстро, – он нежно прикоснулся к руке Розалии, – не скучай без меня, мой нежный цветок.
– Я, мамочка, одна нога здесь, другая – там, – Сережа чмокнул мать в щеку. – Прикажите нынче что-нибудь повкусней, да вина к обеду. Важную новость вам скажу. И что это такое стряслось у доктора?
С этими словами он весело, почти впри-прыжку поскакал к калитке.
– Сережа, осторожней, рука! – простонала вслед мать.
Да чего уж там! Бедная Александра Матвеевна не видела, как ловко он обнимал Розалию этой самой рукой! Сережа засмеялся и помахал матери.
Желтовская еще несколько мгновений стояла неподвижно, а потом её точно толкнуло что-то изнутри. Она быстро пошла из палисадника в дом и направилась прямо в комнату Розалии.
– Розалия Марковна!
Выражение лица Желтовской, интонации голоса были столь жестки и ей не свойственны, что Киреева вздрогнула.
– Розалия Марковна! Я хочу воспользоваться случайным отсутствием моего сына, и также хочу, чтобы вы правильно меня поняли. Правильно и однозначно. Я уважаю вас как самостоятельную, яркую натуру. Ваш ум, ваша красота, несомненно, притягательны. Но я очень, очень прошу вас, оставьте нас, оставьте моего сына. Идите своей дорогой. Знаю, что вы сочтете меня сейчас жестокой. Но ведь вы уже поправились, совершенно поправились. Вы можете вернуться в Петербург хоть сейчас! И денег у вас предостаточно. Боровицкая вам заплатила сполна. И я от себя добавлю.
Последние слова дались Желтовской с трудом, не от того, что денег было жалко, а от неловкости и гадливости, которую она испытывала к себе в этот миг. Но она решила во что бы то ни стало пересилить себя и воспользоваться моментом. Быть может, уже сегодня, по возвращении сына, такой возможности уже не представится.
– Вы предлагаете мне деньги? – изумилась Розалия. – За что? Это что, нечто вроде отступного, чтобы я, не дай бог, не позарилась на родство с вами?