На робкий звонок показалась горничная, которая в полном изумлении оглядела посетительницу. Барина нет, когда будет, неизвестно.
Горничная захлопнула дверь, негодуя, и что это понадобилось эдакому страшилищу от её барина? Конечно, он человек предобрый, всяких защищает и иногда денег не берет. Но чтоб домой являться, да такому чудищу!
Звонок снова потревожил тишину просторной квартиры. Горничная и вовсе рассердилась. Никак воротилась горбатая, да, поди, денег начнет канючить. Резко распахнув дверь, горничная приготовилась взашей гнать попрошайку. На пороге стояла Матильда Карловна Бархатова.
– Что это, милая, у тебя такое лицо, будто ты черта увидала? – насмешливо осведомилась гостья. – Доложи Сергею Вацлавовичу о моем приходе.
Бархатова уже двинулась в комнаты, она чувствовала себя тут хозяйкой.
– Барина нет, – все еще сердясь ответила горничная, – а что до черта, так и впрямь испугаешься. Тут хозяина горбунья какая-то искала. Жуть, какая страшная!
– Горбунья! – воскликнула Матильда Карловна и переменилась в лице. – Горбунья, говоришь? Давно ли она приходила?
– Да вот, перед вами. Странно, что вы её на лестнице не встретили.
– Ступай, беги вслед, нагони, приведи сюда немедля! – закричала Бархатова, – да что же ты стоишь, как истукан! Беги, ради бога!
– Куда же мне… куда же я… – залепетала горничная.
– Беги! – заверещала Матильда, не узнавая пронзительности своего голоса.
Горничная сорвалась с места и помчалась вниз по лестнице, а Матильда вошла в гостиную и без сил опустилась на диван. Нет, такого не может быть. Не может быть, чтобы эта странная женщина вдруг оказалась тут. Она же в тюрьме? Но что-то внутри Матильды говорило, что двух горбуний на одного Желтовского оказаться не может. Но что её привело сюда? И если это она, если она…
Мысли полетели вскачь с неистовой силой. В последнее время Матильда всерьез стала опасаться, что её роману с Желтовским пришел конец. Доселе один роман сменял другой, один любовник, потом еще, и так множество лиц, которые приходили и уходили, не оставляя в душе ни следа, ни сожаления. Но Желтовский оказался иной, чем прежние воздыхатели. Пока он не говорил ей о любви, пока не звал к алтарю, она и сама не настаивала. Свобода, давшаяся такой страшной ценой, ценой унижения, погубленной юности и невинности, по-прежнему оставалась главным богатством её жизни. Не считая наследства покойного супруга, разумеется. Поэтому прежде всего сама себе она говорила, что подобное положение дел, жизнь в свое удовольствие без всяких обязательств перед другим человеком, её вполне устраивает. Но все стало стремительно меняться, как только она почувствовала, что прежний возлюбленный отдаляется от неё, что он не так откровенен и прямодушен, не так нежен. Ему уж не нужна её пылкая страсть, и он вовсе перестал показываться ей на глаза. Матильда совершенно запуталась в своем отношении к Желтовскому. Если раньше она полагала за величайшую честь, величайшее доверие к себе, когда он делился с ней сокровенным и даже рассказал о Розалии, то теперь она решила, что это и есть доказательство его полного к ней равнодушия. И, уяснив эту жестокую, как ей показалось, правду, Матильда со страхом поняла, что она ни за что не желает потерять Сергея. Ни за что! И именно теперь сохранение собственной свободы стало восприниматься как помеха, как величайшая глупость, которую она сама же и внушила Желтовскому. Сделаться его законной женой, и немедля. Вот чего она пожелала со всей присущей ей страст-ностью. Но именно теперь Сергей Вацлавович оказался совершенно недоступен для её чар. Он замкнулся, закрылся, его душа захлопнулась перед её носом, как тяжелая дубовая дверь в банке, где она хранила свое состояние.
И что эта глупая курица не идет? Наверное, не догнала. Куда уж там, такая неповоротливая, медлительная! Матильда давно говорила Сергею Вацлавовичу, что эту горничную надобно уволить и взять другую пошустрей, порасторопней.
Ах, если бы только вышло, только бы вышло.
В передней раздались шаги, Матильда вскочила и бросилась туда. И о чудо! Запыхавшаяся, красная от беготни горничная толкала перед собою странного вида женщину.
– Вот, – с досадой на гостью прошипела горничная, – насилу нашла, не успела уйти далеко, хорошо, дворник заприметил.
«Вот это вовсе нехорошо, что дворник видел. Ну да ладно!» – мелькнуло в голове Бархатовой.
– Послушайте, я о вас знаю, вы Лия Гирей, Сергей Вацлавович мне о вас рассказывал. Его нет теперь и долго не будет. Я его близкий друг, и вы полностью можете мне довериться. Не бойтесь меня, я вам помогу. Вы как тут очутились, вас что, следователь выпустил? – стараясь, чтоб её голос звучал как можно мягче, доверительней, спросила Бархатова.
– Сама ушла, – последовал короткий ответ.
– Вот это славно! – Бархатова засмеялась. – Вы хотите сказать, что убежали из-под стражи? И прямо сюда, на квартиру к господину Желтовскому? Да вы же погубите его!
– Мне некуда деваться, а господин адвокат дал мне свою карточку, – тихо ответила беглянка.
– Ну, вот что! – решительно заявила Матильда. – я чрезвычайно обеспокоена вашим визитом сюда. Боюсь, что это не пройдет незамеченным для репутации адвоката Желтовского. Но я помогу вам, я действительно вам помогу. Доверьтесь мне и ступайте со мной.
Матильда крикнула оторопевшей горничной, чтобы подозвала её кучера – подавать коляску прямо к дверям парадного входа. Да держала язык за зубами. Ради хозяина, который так к ней добр и снисходителен. Для убедительности она сунула ей рубль. Придется и дворнику заплатить за молчание, будто не видел он ни горбуньи, ни Бархатовой, ни того, что обе дамы уехали в коляске Матильды Карловны.
Глава тридцать первая
Надзиратель только на следующее утро вспомнил про свою подопечную. И не мудрено. Революционеры попытались освободить своего товарища, взорвали часть стены тюрьмы, пытались организовать его побег. Да только не вышло! И поди-ка, как распоясались, обнаглели! Страх потеряли! А шуму, шуму было, и нагоняя от начальства! Но ничего, все обошлось, слава богу, бомбист водворен в камеру, стену всю ночь заделывали.
Надзиратель усмехнулся и глянул в глазок. Но никого не увидел. Не веря собственным глазам, он вставил ключ в замок, но не успел и повернуть его, как дверь подалась вперед. Внутри у него все похолодело и оборвалось. Камера оказалась пуста.
А Сердюков не поверил собственным ушам, когда ему доложили об исчезновении горбуньи. И уж в совершенное бешенство он впал, когда беглянку не удалось обнаружить по горячим следам, ни в первый день, ни потом.
– Куда она могла запропаститься? – горячился он. – Ведь у неё в Петербурге и знакомых нет. Ей некуда деваться! К тому же у неё такая приметная внешность!
Однако же, при спокойном размышлении, знакомые у горбуньи все же нашлись. Поэтому Сердюков тотчас же отправился на квартиру к Желтовскому.
– Лия убежала из-под стражи?! – только и мог вымолвить адвокат. – Но это непостижимо! Вы, вероятно, полагаете, что я причастен к данному происшествию? Но, уверяю вас, для меня это совершенная новость, ошеломляющая новость.
По растерянному и потрясенному виду адвоката следователь понял, что побег горбуньи для него и впрямь неожиданность. Он обошел квартиру, но никаких следов пребывания беглянки не обнаружил. К тому же, Желтовский – человек осторожный и, несмотря на всю предысторию их взаимоотношений с Гирей – Киреевой, вряд ли стал бы прятать её от полиции. Откройся все – конец адвокатской практике.