– Разумное решение – послать вас в Москву спасать то, что спасти еще возможно. Однако не могу отделаться от мысли, что не все так просто, как кажется. Мой опыт подсказывает, что кто-то затеял опасную игру, ни смысла, ни цели которой мы не понимаем! Отныне будьте вдвойне осторожны. Не верьте никому! У вас не будет в Москве друзей и союзников, которым можно доверять. Ценой ошибки будет ваша голова, а мне бы, дорогой друг, меньше всего хотелось этого!
Глава 6
Преисполненный мрачного великолепия Вестминстерский дворец – пустынный в обеденный час – встретил Мейрика непобедимой болотной сыростью тысячи комнат и пронзительным сквозняком, насквозь продувающим три мили дворцовых коридоров! Почти бегом поднявшись по широкой и крутой Королевской лестнице, Мейрик отдышался у Нормандского портика и степенным шагом вошел в Зал Королевской мантии, служивший чем-то вроде приемной, заполненной канцелярскими клерками, чопорными ливрейными лакеями и суровыми аркебузирами, несшими круглосуточную охрану дворца. Один из стряпчих подошел к дипломату с вежливым вопросом о целях его визита в Вестминстер. Получив ответ, клерк со всем тщанием прочитал протянутую ему грамоту, после чего, сделав пометку в журнале, кивком головы подозвал лакея. Лакей, в свою очередь, с низким поклоном распахнул двери Королевской галереи, пройдя через которую Мейрик оказался в восточном коридоре между палатой лордов и помещениями, занятыми личной канцелярией лорда-канцлера.
Немногословный сопровождающий коротко переговорил с пикинерами, охранявшими внутренние покои Бэкона, и вернулся к Мейрику слегка смущенным.
– Прошу прощения, сэр! Вам следует подождать. У достопочтенного лорда сейчас посол его величества короля Испании.
Мейрик бесстрастно пожал плечами:
– Не беспокойтесь, любезный, терпение – одно из главных качеств дипломата. Я сяду здесь. – Он указал на ряд резных лавок, обитых зеленой кожей, расположенных вдоль стен восточного коридора. – Вы можете быть свободны, любимец муз и мастер слова Майкл Дрейтон[17] скрасит мое одиночество.
В ответ на недоуменный взгляд старый дипломат вытащил из поясной сумки томик модной в то время «топографической» поэмы Дрейтона с причудливым названием «Полиольбион». Лакей отстраненно улыбнулся шутке и, поклонившись, удалился прочь – беззвучный, словно один из многочисленных призраков Вестминстера.
Мейрик присел на скамейку напротив покоев лорда-канцлера, но вместо обещанного лакею чтения поэтических виршей погрузился в глубокое размышление. Злые языки, коих при дворе всегда с избытком, давно уже окрестили испанского посланника графа Гондомара самым влиятельным человеком в окружении английского короля. Вряд ли дело обстояло именно так, однако не вызывало сомнения, что опытный и умелый дипломат приобрел весьма большой вес при дворе короля Якова. Этому способствовало как личное обаяние посла, умевшего расположить к себе собеседников, так и его бездонный кошелек, коим охотно пользовались не только вечно нуждающиеся в деньгах английские лорды, но и сам король, расточительность которого никогда не знала границ.
Из приватных бесед с близкими друзьями, осведомленными о положении дел в государстве, Мейрик знал, что граф Гондомар щедрыми посулами легко вкрался в доверие к королю и под видом дружеских бесед постоянно выведывал у того планы на будущее. Однако о чем не знал дон Диего, зато прекрасно были осведомлены влиятельные друзья Мейрика, собеседник испанского посла являлся натурой на редкость капризной, склонной к пошлому надувательству, причем не ради исполнения каких-либо целей, а просто по прихоти несносного характера. После бесед с королем испанцу каждый раз приходилось ломать себе голову над тем, что из сказанного его коронованным приятелем было правдой, а что – лишь порождением причудливой фантазии, ибо король лгал и говорил правду легко, без всякой задней мысли.
Спустя примерно четверть часа дон Диего Сармьенто де Акунья, 1-й граф Гондомар, покинул покои лорда-канцлера. Несмотря на давние торговые связи с Испанией, посланника Мадридского двора Мейрик видел впервые. Видимо, поэтому он с любопытством, граничащим с бестактностью, принялся рассматривать прославленного на родине идальго, где его почитали как победителя великого Фрэнсиса Дрейка в морских баталиях при Байоне и Виго. Пятидесятилетний испанский посол своим видом и повадками весьма походил на старого грифа-стервятника. Сухой, почти лысый, с пронзительными, никогда не моргающими черными глазами навыкате.
Взгляды дипломатов встретились. Не выдержав страсти неукротимого огня, пылавшего в глазах испанца, Мейрик встал со своей лавки и, потупив взор, учтиво поклонился блистательному графу. В ответ дон Диего недоуменно передернул плечами и, небрежным кивком ответив на приветствие незнакомца, размашистым шагом скрылся в дверях палаты лордов, весьма озадачив англичанина решительностью своего поведения в самом сердце чужой страны. Впрочем, долго пребывать в недоумении Мейрику не позволил доверенный секретарь лорда Бэкона, Эдвард Шербурн. Извинившись за нечаянную задержку аудиенции, он пригласил дипломата в покои своего хозяина.