Они целый час болтались по городу без всякой цели. Было непривычно видеть опустевшие улицы в данное время суток. Город словно вымер. На улицах не было ни души кроме городской стражи и совсем уж подозрительных типов. Все порядочные граждане сидели по домам и боялись нос на улицу высунуть.
— Знаешь, Анго, если бы не холод, я бы мог сказать что мне нравиться это время. Хожу по улицам и упиваюсь паникой и безумием, словно вампир свежей кровью. Это всё напоминает мне маленький конец света. Кто знает, может быть, это начало чего-то большего, как первая стрела перед боем?! Чудесно!
— Рыжий, обычно ты добрее! — хмыкнул эльф.
— Тяжело быть добрым, когда тебя лечат ядом! Я бы даже сказал, это невозможно. А вот видения были похлеще чем от «черных лепестков». Только жалко не помню ничего.
— Хватит, может быть мучить себя!?
— С каких пор ты указываешь мне что делать?! Это моя прерогатива совать свой нос в твои дела! — Лир отвесил Ангарелю шуточный щелбан.
В нагрудном кармане куртки что-то завибрировало.
— Твою мать! Что это опять!? — воскликнул Лир. Он полез в карман и извлёк оттуда сферу наполненную туманом, — Проклятый ллем! Опять! Ненавижу!
Лирнэ взглянул внутрь сферы.
— Что надо?! Меня нет! Я умер!
— Не отлынивай, Элрэт. Ты же знаешь, что при помощи ллема мы достанем тебя хоть с того света, — послушался знакомый голос Иоганна.
— Тогда я утоплю его в реке и дело с концом! — обрадовался Элрэт.
— Сам будешь нырять, — спокойно произнёс жрец.
— Эх… Ладно, что нужно?! — прорычал Лирнэ.
— Сегодня в полночь приходи на колокольню храма Девяти Стрел. И жди дальнейших указаний. Тебе всё ясно?
— Это тот, который на центральном погосте?!
— Он самый, — так же холодно и произнёс Иоганн.
— Проклятье! Ночь на кладбище! Лучше не придумаешь.
— И только попробуй не прийти! — произнесла напоследок сфера и погасла.
Лирнэ сжал в руке ненавистный ллем, так что тот чуть не хрустнул под пальцами.
— Ненавижу последние достижения магии! Они просто невыносимы. Теперь инквизиция может достать меня в любо месте и в любое время.
— А я думал «ллем» — это ругательство, — сказал Анго.
— Нет, ругательство это только то, что через него изливается. Любое существо нуждается в свободе. А это данную свободу отнимает, — пояснил Лирнэ. Но про себя отметил, что поводок его становится всё короче и короче с каждым разом. Только бы он не превратился в удавку!
* * *Рэма даже не обернулась, когда за её спиной внезапно возник тёмный силуэт.
— Слушаю, Тасар, — холодно произнесла она.
Темноволосый вампир с орлиным профилем вышел из тени и коснулся рукой её лица. Златокудрая вампирша никак не отреагировала на данный жест, лишь глаза её смотрели вперёд немигая.
— Как успехи, радость моя?! — ласково прошептал Тасар ей на ухо.
— Всё без толку, — ответила Рэма, отворачиваясь.
— Как же так? — в голосе его послушалось разочарование.
— Я же говорила, что из нелюдей не выходят вампиры.
— Но ты говорила, что какие-то признаки проявились.
— Да, но дальше дело не пошло. Слишком высокая сопротивляемость.
— Есть ещё один способ. Но вероятность успеха не очень велика. Нужно полностью заменить его кровь.
— Ты думаешь это возможно?! — Рэмия посмотрела на него испуганными глазами.
— В древних трактатах я находил упоминание об этом ритуале. Но этот метод уже слишком давно не использовали. Сначала ты должна понять, зачем тебе это нужно.
— Это нужно не только мне и нам всем. Времена нынче сложные. А нам бы пригодился тот, кто в одиночку разделался с лучшими бойцами клана. Пока что я ещё пользуюсь его доверием и доверием жрецов. Пока что они ещё ничего не заподозрили, но нужно сделать всё быстро.
— Мы это устроим, — сказал Тасар и лицо его скривилось в усмешке, обнажая клыки.
«Я всё устрою. Но ты будешь моей и ничьей больше. Я всё устрою» — прошипел он, выходя от неё.
* * *Под ногами противно хлюпал мокрый снег. Началась оттепель, прошли дожди, и город снова стал узнаваем. Когда снег выпал, всё вокруг словно преобразилось, и не было видно этой вечной грязи, словно кто-то закрыл ото всех этот бардак белым покрывалом. А теперь всё по-старому. А тогда мир казался обновлённым и чистым, словно заново родившимся. Грустная вещь — иллюзия, но иногда она бывает так необходима и в неё хочется верить.