Но завтрашний бой все решит. Либо пасть, либо вернуться домой с победой. Свобода или смерть.
* * *— Вот когда выберусь отсюда, вдоволь наемся и напьюсь. И ещё пойду по эльфийским девам, — произнёс Ангарель, глядя в открытое окно одной из башен. Он единственный из всех пребывал в хорошем расположении духа. Лир же его настроения не разделял.
— А если мы умрём, то это нам уже не понадобится, — ответил он.
— Я не хочу умирать, — ответил эльф.
Лир промолчал в ответ. На самом деле никто не хочет умирать, даже самоубийца, бросающийся со скалы, не хочет смерти, он просто ищет избавления. Что поделаешь, если единственное лекарство — смерть. Сейчас Элрета как никогда тревожил вопрос о том, что там за порогом жизни. Он ещё раз вспомнил, как белый туман уносил его товарищей вдаль. Живы ли они? Его ещё не покидала надежда, что, вернувшись, он застанет их дома. Но только разум твердил обратное. Он больше их не чувствовал среди живых. Будь они ранены или при смерти, он бы различил и слабый проблеск мысли. Но ничего, тишина, и всё нити оборваны.
— А завтра нам в бой, — напомнил Лирнэ.
— Да, помню, пойду на стену. Сам знаешь, в ближнем бою от меня толку мало.
— Смотри, кажется, у них есть катапульты, — сказал Лир, показывая рукой вдаль, за стены крепости, где белели шатры захватчиков. — Только вот почему-то они не использовали их раньше.
— Я бы сказал, счастье, что они не использовали их раньше. Наверное, берегут. И стрелять собрались явно не камнями.
— А ещё, когда я наблюдал попытку штурма во второй день осады, мне показалось, очень странным, что они не используют лестницы, а только «кошки». И вообще, они не так уж хорошо оснащены. Вся вот проблема в количестве. И как понял, в основном они пешие. А даже самая лучшая пехота не устоит против самой плохой конницы.
— Сомневаюсь. Всякое порой происходит. И не стоит недооценивать противника.
По лестнице раздались лёгкие шаги. Вошла служанка — Дори, миловидная невысокая девушка лет семнадцати. Из всех обитателей Терси, она больше всех интересовалась нелюдями-наёмниками. Даже пару раз пыталась расспрашивать их о дальних походах и чужих землях. Лирнэ был не многословен, Анго оказался более словоохотливым, но его рассказы были менее содержательны. Вообще рыжий нравился ей куда больше из-за своей неприкрытой печали в глазах. Тут уже взяло женское врождённое чувство жалости.
— Я тоже завтра пойду сражаться, — сказала она, — У меня есть дедовский меч.
— Не женское это дело — война. Тебе бы детей рожать и мужа дома дожидаться, — ответил Лир. Раньше он был другого мнения по поводу женщин с оружием. Но если судьба не пощадила, такую грозную воительницу, как Таймора, то эта девчонка и пяти минут не продержится.
— Но чем женщина хуже мужчины? — не унималась Дори.
— Ни чем. Просто их терять больнее.
— Пусть идёт, — послышался из-за спины голос Фарона. — Пусть идёт. У нас и так слишком мало бойцов. Если останется здесь, кто знает, что случиться потом. Только пусть возьмёт лук, с мечом у неё надежды мало. А из лука Дори стрелять умеет.
— Но Фарон… — хотел возразить Лир.
— Мы не можем отказывать человеку в праве умереть. Девочка, иди в оружейную, и выбери себе самый лучший лук.
Дори согласно кивнула и попятилась к выходу.
— Фарон! Что ты задумал?! — воскликнул Элрэт, но слепой как будто растворился в воздухе. Исчез, как и не было.
Лир и Анго стояли несколько минут в полном молчании. Эльф решил нарушить тишину звоном своей лютни:
Моя песня сходит на крик, Но летят в пустоту слова. Ты чего головой поник? Эта боль тебе не нова. Эта правда лежит в золе, Что бы небо над головой Не маралось в бескрайнем зле. Нам бы выжить, продолжить бой. Или молча ступить на мост, Уходящий за горизонт. Смысл жизни до глупости прост. Мы искали путь да не тот. Мы омоем сердца в ручье, Мы свой мир с собой заберём. Эта кровь на сером песке И сгоревший заброшенный дом. Горизонт уже в огне, Бьёт в ворота опять таран. Сколько времени надо мне, Чтоб сломать железный капкан? Тетива моя как струна Песню смерти поёт одну. Будет проклята эта война, Где свои своих предают. Будет проклята эта страна, За которую нам умереть. Император и бог у окна Будут молча сидеть и смотреть. Моя песня сходит на крик, Нету силы уже терпеть. Ты проигрывать не привык. Мы в аду тоже будем петь. * * *