Что теперь?
Внезапно иудей вскочил, озаренный догадкой. Разбрызгивая воду, подбежал к колеблющейся прозрачной стене. Пробил ее телом, примерился, полез наверх.
Он карабкался по круче из последних сил, цепляясь пальцами за края трещин, опираясь голыми ступнями на выступы, не обращая внимания на боль. Несколько раз чуть не сорвался, обманутый мягкой податливостью мха.
Вот! В скале темнеет дыра, незаметная снизу.
Иешуа подтянулся на руках и ввалился в пещеру, ободрав колено. Перед ним была стена из уложенных плотными рядами осколков известняка – как будто это не завал, а межевая ограда в Эрец-Исраэль. Места хватило только на то, чтобы выпрямиться.
«Ирмеяху все сделал правильно, – подумал Иешуа, любовно оглаживая камни. – Воздух свежий, потому что есть щели, но птицы сюда не пролезут. А раз нет гнезд, значит, нет помета».
Он начал по одному выковыривать и сбрасывать камни. Это оказалось непростым делом. Расшатав обломок, вытаскивал его, затем брался за соседний. Сдирая ногти, царапая кожу на руках.
Наконец расчистил лаз, протиснулся.
Скудный свет едва освещал стены. Он пошел вперед наощупь, не помня себя от волнения. Мелкий песок холодил ступни. В душе разливались нежные звуки кифары.
Когда глаза привыкли к темноте, он различил в дальнем конце грота бледное мерцание. На дрожащих ногах Иешуа приблизился к Ковчегу Завета и упал на колени, шепча благодарственную молитву.
Он не мог наглядеться на священную реликвию.
Большой позолоченный ларец упирал изогнутые ножки в плоский камень. Херувимы на тяжелой крышке спокойно и торжественно глядели друг на друга, расправив крылья. По краю ковчега вилась резьба, кольца свисали в ожидании крепких рук левитов.
Рядом с ларцом стояли два украшенных золотом шеста и деревянные подпорки мишкана[228]. Полосы из красной бараньей кожи были аккуратно сложены стопкой.
Ни пятнышка плесени, никаких следов тлена, словно их положили здесь вчера. А это что? Почему камни навалены кучей?
Озарение молнией ударило в самое сердце: «Господь всемогущий! – да ведь это могила Моше».
Иешуа молился долго, пока голоса в душе не подняли тревогу. Тогда он выглянул наружу. В озерце, задрав искореженную голову, стоял прета.
Беглец колебался лишь мгновение: бесчисленные поколения иврим – и мертвых, и живых – не простят ему надругательства над священными реликвиями.
Выбравшись из грота, он полез на гору. Не обращая внимания на холод и пронизывающий ветер. Наконец опустился в изнеможении на землю, зачерпнул горстью рыхлый подтаявший снег, забросил в рот.
Сосредоточился…
Склон задрожал. Из недр поднималась страшная, разрушительная сила, подвластная лишь заклинаниям Иешуа. Ударили струи пара, птицы сорвались с деревьев и понеслись в долину, оглашая окрестности тревожными криками. Семейство кабанов с треском промчалось сквозь заросли. Белки понеслись прочь, делая отчаянные прыжки с ветки на ветку.
Грохот усилился. С вершины, сдвинутые глубинными толчками, покатились камни.
Внезапно гора разверзлась. В клубах дыма над огненной трещиной показалась ужасающая личина ракшаса. Словно выполняя приказ иудея, демон выпростал огненную руку и с ревом впечатал ее туда, где только что струился водопад.
От мощного удара во все стороны полетели скальные обломки, вырванные с корнем осины, а мгновенно испарившаяся вода вспорхнула белым облачком.
Склон медленно оседал, погребая под собой пещеру с Ковчегом Завета, Скинией и могилой пророка.
Ракшас начал погружаться, земля над ним сдвинулась, и вскоре лишь обугленные стволы да измазанные сажей валуны на выжженной земле напоминали о катастрофе…
Когда Иешуа очнулся, то увидел, что сидит в грязи. Расплавленный жаром снег продолжал обтекать его ручьями, устремляясь в свежий провал. Иудея трясло, даже не столько от сырости и холода, сколько от пережитого потрясения.
Прислушался – голоса молчат. Тогда он заполз на сухой пригорок, лег на бок и провалился в глубокий сон…
Ночью Иешуа закоченевшими пальцами развязал узел на котомке, достал тыкву. Несколько глотков сомы сотворили чудо: внутри разлилось приятное тепло, по спине волной пробежала дрожь, лоб сделался горячим.
Он энергично поднялся, озираясь по сторонам. Внизу сгустилась чернота, а над головой в темно-синем небе светились голубые пятна снега. Вечность смотрела на него из облаков прозрачным глазом с большим серым зрачком.
Вот и конец пути.
Или только начало?
Тени друзей окружают его, встают плечом к плечу. Теламон прячет в уголках рта добрую улыбку. Мелекор серьезно кивает, соглашаясь с выбором ученика. Во взгляде Аглаи таится нежность. Бхима притворно хмурится, сжал губы, приосанился. Вдруг ударил себя кулаком в грудь, потом указал на Иешуа пальцем, словно говоря: «Для кшатрия нет ничего невозможного! А ты чем хуже?» Приблизился старый Ицхак, рядом с ним Лаван и Иона с Шаддаем, остановились, смотрят с пониманием…
228
Мишкан – Скиния, шатер, походный храм евреев во время скитаний по Синаю, в котором находился Ковчег Завета.