Иешуа внимательно смотрел на тианца, подавшись вперед.
– Гермес Трисмегист, – внезапно сказал он.
– Что? – не понял Аполлоний.
– Твои слова свидетельствуют о том, что Пифагор читал «Изумрудную скрижаль» Великого Тота.
– Да, он жил в Египте… Так ты читал труды Тота? Прошу тебя, научи меня египетской мудрости.
– Мне нечему тебя учить: если ты умеешь контролировать тело и разум, значит, ты постиг энергии высших планов. Я объясню потом…
Аполлоний продолжил:
– Когда истек срок обета, я ушел в Сирию и поселился в храме Аполлона Дафнийского. Это в Антиохии Великой.
Он вопросительно посмотрел на Иешуа.
Тот кивнул, тогда тианец снова заговорил:
– Именно там сложился ритуал, которому я с тех пор неукоснительно следую: на заре медитация, потом беседа с жрецами, после полудня разговоры с друзьями, а под конец дня, еще засветло, читаю проповедь для всех, кто приходит к храму. Вечер посвящаю уходу за телом: гимнастика, купание в холодной воде, растирания…
Аполлоний прервался, налил себе воды.
– Я много слышал о магах. Но до Сирии пока не дошел ни один из них. Тогда я решил отправиться в Мидию Атропатену. В Вавилонии с изумлением узнал, что там проживает не меньше магов, чем в самой Парфии. Шли через Ниневию, где я и познакомился с Дамидом. Теперь он един в трех лица: слуга, секретарь и переписчик.
Тианец потрепал по плечу друга, все это время тихо сидевшего рядом, что-то старательно записывая каламом[100] на навощенной деревянной табличке. Поняв, что его тоже приглашают к беседе, он поднял голову и скромно улыбнулся Иешуа.
– Откуда ты родом? – спросил иудей.
– Из Горной Киликии.
– Армянин?
– Нет, кадусий. А ты?
– Из Нацрата, но родился в Бет-Лехеме… Что ты пишешь?
– Дневник. Высказанные хозяином мысли, аргументы собеседника, обстоятельства беседы…
– Зачем?
– Чтобы сохранить истину для потомков.
Иудей удивился.
– Для чего? Разве она не существует независимо от того, записал ее кто-нибудь или нет?
Дамид задумался. Аполлоний рассмеялся.
– Ты говоришь о гносисе, а он имеет в виду конспект. Прошу тебя, не смущай неокрепший разум моего слуги учеными рассуждениями. Зато мы с тобой прекрасно понимаем друг друга. Согласен: записаны слова или нет – для Истины, или, как считают арии, Брахмана, это неважно.
– Я не только собираю мудрые высказывания, но и описываю значительные события, произошедшие в пути, – пояснил Дамид.
Заметив интерес в глазах Иешуа, он продолжил:
– Ну вот, например, такое… Однажды хозяин говорил с людьми в священной дубовой роще о взаимопомощи. Внезапно на ветке дерева, возле которого он стоял, зачирикали воробьи, потом вдруг сорвались и куда-то улетели. Он прервался, внимательно посмотрев им вслед. Затем произнес: «Этих ячменных зерен им должно хватить надолго». Раздались крики изумления, потому что слушатели решили, будто Аполлоний понимает язык птиц. Тогда он объяснил, что по дороге в рощу обратил внимание на мальчишку, разбившего кувшин с зерном. Ребенок собрал сколько мог в головной платок, но много зерен осталось на земле. Воробьи полетели как раз в ту сторону. Вот и разгадка чуда. Просто надо быть внимательным, тогда всему можно найти разумное объяснение.
– Было такое, – с улыбкой сказал тианец. – Но ты неправильно акцентируешь мораль. Я потом, если помнишь, добавил, что воробьи узнали о зерне от прилетевшего товарища, который мог воспользоваться добычей единолично, но пригласил на пиршество всю стаю. Так и люди должны поступать – заботиться друг о друге, помогать в трудную минуту… Этот пример очень кстати пришелся для предмета моей проповеди.
Дамид тем временем достал из котомки связку табличек. Он перебирал их, словно искал какой-то текст.
– Вот… Я проверил, есть в моем дневнике и лакуны. К сожалению, мне ничего не удалось записать из твоих встреч с магами, потому что ты запретил мне сопровождать тебя. Единственное, что я запомнил, – твое рассуждение о том, что маги совсем на так мудры, как о них говорит молва.
– Это не помешало мне самому стать мудрее, – с достоинством ответил Аполлоний.
«Вот оно, – подумал Иешуа, уловивший в происходящем едва заметную фальшь, которую ему не удавалось четко сформулировать, пока он не услышал эти слова, – проговорился… Если человек сам себя считает мудрецом, вряд ли он является таковым на самом деле».
100
Калам – тростниковая палочка с заточенным концом, которую на Востоке использовали для письма.