Его оторвали и отослали прочь из его единственного дома, и он почувствовал, что сразу же стал соответствовать «Кочевникам». Безродность — это что-то, что он понимал. Он сразу же стал напарником Мьюза и обрёл в нём своего первого настоящего друга. Они оба были без роду, без племени, кроме того времени, когда один или другой из них сидели в тюрьме, и это было нормально.
И чёрт возьми то дерьмо, в котором побывали «Кочевники» со своим старым клубом. В те дни это была жизнь или сделка со смертью, и они шли по ней плечо к плечу, не останавливаясь. Демон нашел успокоение в волне и выпуске адреналина при перестрелках, он узнал, как направлять свою тьму и жажду насилия в работу, которую надо было делать. Он обнаружил, что стал называться инфорсером. Иногда он заходил слишком далеко, но даже в этих случаях он чувствовал, что лучше контролирует свои импульсы, чем прежде.
Его арестовывали несколько раз, и он даже отмотал парочку сроков, но они были достаточно короткие. Его детство не подготовило его ни к чему иному, кроме выживания в тюрьме. И даже к тому, чтобы он процветал там.
Затем, во время похорон Блю, Хусиер попросил его вернуться домой. И Демон унизил себя, запаниковав и разрыдавшись.
И так он обрёл дом. У него был дом. И сын. Люди, которые любили его и хотели его. Но без выпуска дерьма из его головы он снова терял свой контроль во тьме.
Такер поднял взгляд, когда Демон вошел в комнату.
— Па! Гоезд! — он слегка протянул вперёд маленький синий поезд.
— П-п-поезд, приятель. Как буква «П» в ПА.
Он присел на корточки сбоку от своего сына.
— Пгоезд.
Демон засмеялся.
— Да, почти. Хорошо проводишь время с дедом?
Такер кивнул и протянул блестящий новый электровоз фиолетового цвета.
— У тебя новый! Кто это? — у паровозика было смутное женское лицо. У всех паровозов Такера были лица.
— Гвайн!
— Деми. Ты в порядке?
Демон поднял взгляд и увидел Хусиера, пристально смотрящего на него над спинкой секции дивана. Итак, Хусиер знал, что Фейт в городе. Это имело смысл: Биби, скорей всего, рассказала ему, как только он вернулся. Демон взъерошил волосы Такеру и встал.
— Ты поддерживал связь с ней всё это время? — слова вышли более резкими, чем он хотел. Он не хотел в чём-либо обвинять Хусиера и Биби. Существовало, скорей всего, сотня серьезных причин, чтобы не говорить ему, что они знают, где она. Он даже сейчас не был уверен, насколько может доверять себе, зная об этом.
— Присядь, брат, — Хусиер жестом указал на диван, Демон обошёл его вокруг и сел. — Бибс поддерживала с ней связь. До сегодняшнего дня я не видел её, с тех самых пор, как она сбежала.
— У неё всё было в порядке?
Хусиер тяжело вздохнул.
— Ага. Я думаю, что она по-настоящему зарабатывает, создавая своё странное ржавое искусство. Помнишь это гов… штуки, что она имела обыкновение делать?
Эти мысли заставили Демона улыбнуться и почувствовать небольшую гордость. Он помнил, как лазил с ней по свалке. Она была такой милой и восторженной. Он поцеловал её в тот день. Это был её первый поцелуй. И его тоже, в известном смысле.
Он закрыл глаза и сосчитал пять ударов сердца. Мьюз посоветовал ему это — сосредотачиваться на сердцебиение, пока боль, застилающая красный пятном взгляд, не отступала. Иногда ему было необходимо намного больше, чем пять ударов.
— Почему она вернулась?
— Кое-что происходит с её мамой. Большее только она может рассказать.
Тогда не из-за него. Конечно, не из-за него, но где-то в глубине его души тускло мерцал огонек надежды, что, возможно, она приехала, поскольку не могла оставаться вдали от него.
— Не возражаешь против кое-какого совета, Деми?
Он пожал плечами, и Хусиер принял это как разрешение.
— В прежние времена всё произошло слишком хреново. Ты сильно облажался. Но вы были детьми, намного больше, чем следовало в вашем возрасте. Я знал это. Каждый знал. Даже Блю, глубоко внутри, знал, что ты тоже просто ребёнок. Но он не мог увидеть никого, кроме его маленькой девочки. Девочки, которая бегала вокруг с поцарапанными коленками и тоненькими хвостиками, украдкой делающую глотки из пивных бутылок, и которую ловили на том, что она утаскивала отдельные запчасти с верстаков. Он бы никогда не признал это, но когда всё выплыло наружу, я думаю, что даже он понимал, что это было намного больше для тебя, чем просто сорвать вишенку у его маленькой девочки.
Демон вздрогнул от неприкрытости в последнем заявлении Хусиера.
— През, не надо.
— Я рассказываю тебе кое-что, что может помочь, так что послушай. Не имеет значения, что думал Блю. Больше нет. Он мёртв и похоронен. И ты больше не ребёнок. Как и она. Я видел вас обоих, и сегодня, вы оба выглядите так, как будто кто-то переехал вашу любимую собаку. Сейчас у вас обоих есть другие серьезные причины быть такими мрачными, но, возможно, просто возможно, десять лет… достаточно долгий срок, чтобы перестать винить себя в чём-то, что на самом деле не так ужасно.