Завотделом культуры Алексей Мигулин, приветливый, с тихим приятным голосом, по виду был не способен его повысить. Мигулин не касался острых вопросов, а когда при нём их касались другие, не вставлял замечаний. Человек с внешностью истого интеллигента не давал повода сказать, что он не в ладу с действительностью. Вот кого следовало бы взять за образец - если б только представить раньше, что в КГБ могут дотошно собирать информацию о разговорах студента… Теперь неважно, кто сигналил. Главное - угроза сигналов и необходимость отмыться.
В объяснительной он не упомянул о Вальце и позднее подумывал, не дополнить ли её. Но то, что Роман Маркович, весьма авторитетный в его глазах журналист, доволен им, питает к нему симпатию, удерживало Слотова. Жизнь, однако, напомнила ему, от чего зависит его судьба. Он принёс Вальцу корреспонденцию, а тот слушал Павла Раля, который с группой народного контроля провёл рейд по магазинам, обнаруживая: вина продаются с надбавкой на госцены, разницу продавцы кладут в карман. Более всего их попалось на вине «Фетяска», и Раль озаглавил репортаж «Фетяска» терпит фиаско».
- Пьющие мужики тебе поклонятся, - рассмеялся Вальц. - Уж они знают, что это такое, когда на бутылку восьми копеек не хватает! Но в другой ситуации проклянут - если подловишь ночных торговцев водкой.
Роман Маркович весело поглядел на Раля, на Слотова.
- Чем социализм отличается от капитализма? При капитализме всё продаётся, всё покупается. При социализме всё покупается, хотя не всё продаётся. Чего нельзя купить за деньги, можно купить за о-очень большие деньги!
Вячеслав сдержанно улыбнулся. Раль бросил на него взгляд, сказал, также улыбаясь: - Всё тот же Маркс: «Товар - деньги, деньги - товар», - и ушёл к себе. Вальц взялся читать материал Слотова.
Он мешкал несколько суток, не мог заснуть; никогда продавленная койка общежития так не раздражала его. Поднимаясь измученным, выжимал из себя дружелюбие к соседям по комнате. Кто бы знал, как ему не хотелось писать о Вальце! Начал докладную сообщением о студенте, блеснувшем анекдотом. На международной выставке промышленных изделий, на самом видном месте, появилась кучка г… Заподозрили советскую делегацию, вызвали её руководителя: «Кто-то из ваших сделал?» Тот поглядел на г… и отвечает: «Мы выставляем продукцию лишь со Знаком качества. Где он здесь? А на нет и суда нет!»
Вячеслав нахмурился, прежде чем добросовестно описать эпизод с Вальцем и Ралем. Чтобы позвонить, не пришлось доставать листок с номером: он засел в голове. Мужской любезный голос ответил: Бориса Андреевича нет, позвоните, пожалуйста, через часик.
Во второй раз, как и в первый, в трубке прозвучало лаконичное «Да!» Потом её взял Борис Андреевич. Слотов назвал свою фамилию.
- Что-то есть? - спросил оперработник тоном недосказанности, как спрашивают посвящённого.
- Кое-что. Вы же мне сказали, что если при мне будут говорить что-то такое… - Слотова словно тянуло оправдаться.
- Хорошо, давайте встретимся завтра… - гэбэшник с минуту раздумывал и продолжил, - в гостинице «Рига», в четыре. Скажете администраторше, что вас ждёт замдиректора, она покажет, куда пройти.
Когда Слотов переступил порог кабинета, замдиректора встал из-за письменного стола, переглянулся с Борисом Андреевичем, сидевшим на диване, и вышел. Сотрудник КГБ на сей раз имел при себе не папку, а вместительный, явно заграничный портфель: в уме студента он непроизвольно связался с кухней гостиницы.
Приглашённый присесть, Вячеслав расправил на столе сложенный пополам лист.
- Уже написали… - одобрил Борис Андреевич, садясь за стол и беря бумагу. Окончив чтение, взглянул цепко: - Вальц нехорошо посмеивается.
- У него привычка острить, - вступился Слотов. - Он - завсектором науки, и ему приходится видеть, как научные разработки, которые могут давать огромный эффект, его не дают. Внедрению мешают помехи. Он досадует и находит отдушину…
Студента слушали, не останавливая, и он принялся хвалить Вальца за познания, за умение проникать в суть проблем.
- А какое отличное эссе у него - «Роскошь общения!» - Вячеслав лицом и голосом выразил важность того, что его восхитило.
Борис Андреевич отреагировал с усиленным вниманием:
- О чём написано?
- Раскрывается сущность характера, которому всё время нужна самопроверка, - начал Слотов о публикации, каковую вырезал и хранил, так она ему понравилась. - Человек в каком-нибудь явлении открывает что-то для себя, и его волнует - как это оценивают другие. Положительный отклик, хоть самый беглый, дорог ему. Человек ищет отклика, страдает, если вокруг нет понимающих. Внимание людей, в чьём уме можно не сомневаться, для него роскошь…
Борис Андреевич усмехнулся:
- И как с этим у Вальца?
- У него есть друзья. В эссе он говорит о друге.
Сотрудника КГБ заинтересовало, кого Слотов знает, и он назвал художника Виктора Пчелина. Тот нередко заходил в редакцию к Роману Вальцу, иногда приносил пиво и угощал и друга, и практиканта. Вячеслав не умолчал о другом частом госте по имени Даниил, о котором слышал, что он физик. Несколько раз Слотов видел его и в университете.
- Знаем, кто это, - сказал Борис Андреевич, быстро писавший в блокноте. Оторвавшись от него, обратился к студенту с видом доверия и просьбы: - Помогите нам! О чём с ними Вальц говорит, что они ему отвечают…
Слотов, полагая, что своими показаниями уже заслужил прощение, осмелел. Душа требовала обелиться перед Романом Марковичем.
- Вальц - не антисоветчик. Он не желает вреда стране.
- С вашей помощью и разберёмся, - подхватил со скрытой иронией сотрудник КГБ. - На него не вы нам глаза открыли, он не со вчерашнего дня поскальзывается. Но чтобы указать ему на ошибки, провести профилактику, мы ещё недостаточно знаем о нём. - Борис Андреевич добавил мягко: - Мы не просим наводить его на разговоры… Заговорит сам - запомните. Не больше.
Вячеслав подумал о себе словами романа, которые ещё не раз повторятся: он столкнулся лицом к лицу с действительностью и почувствовал весь гнёт беззащитности и одиночества.
Начался осенний семестр, палая листва устилала аллеи рижских парков. Вячеслав реже бывал в редакции «Советской молодёжи». Борису Андреевичу звонил дважды в неделю, и тот решал, нужна ли встреча. Они встретились опять в гостинице «Рига» - Слотов передал отчёт. Он и Вальц направлялись пообедать в столовую (или эдницу) на улицу Кирова, и Роман Маркович не сдерживал эмоций. «От сектора науки требуют, - сказал, закипая, - больше писать о научной организации труда. Это какое-то бесстыдство убогости! Срам, как мы отстали от Запада в кибернетике! Там электроника чудеса творит, а что доступно нам на нашем рабочем месте? Не в одну папку все нужные вырезки набивать, а класть в несколько, по темам?»
Следующий отчёт Вячеслав принёс по адресу, который ему назвали в телефонном разговоре. Квартира в доме по улице Кришьяна Барона - дверь открыл мужчина со строгим лицом. В комнате навстречу гостю шагнул Борис Андреевич, вставший с кресла. Впервые протянул Слотову руку и наградил его крепким рукопожатием.
- Прошу!
Гость, заняв кресло перед журнальным столиком, окинул взглядом комнату. Обстановка отражала средний уровень благосостояния: новый телевизор, ковёр, софа и типичная в таком сочетании стенка с непременными фужерами и книжной полкой.
- Хозяева разрешили нам в их отсутствие побеседовать, - пояснил Борис Андреевич, в то время как напарник, помоложе его и не такой плотный, развернул газету и погрузился в изучение телевизионной программы. Расположившись напротив гостя, Борис Андреевич произнёс: - Что там у нас? - с тем выражением, с каким потирают руки, и занялся докладной.
Слотов сообщал о мыслях Романа Вальца о государстве. Как нередко случалось, Вячеслав один работал в его кабинете, и тут, увлечённо разговаривая, вошли Роман Маркович и физик Даниил. Они упоминали академика Ландау. Тот, по словам Даниила, не считал, что в стране построен социализм.