Зуд прекратился, и Целительница отодвинулась. Я коснулась руки — на месте пореза остался небольшой шрам, но это все.
— Спасибо, — восхищенно вымолвила я.
Целительница кивнула.
— Дай ей свой кафтан, — сказал ей Иван.
Женщина нахмурилась, но колебалась лишь с мгновение, прежде чем снять свой красный кафтан и передать его мне.
— Зачем мне это? — спросила я.
— Просто возьми, — прорычал Иван.
Я повиновалась. Лицо Целительницы ничего не выражало, но я видела, что ей больно расставаться с мантией. Прежде чем я смогла решить, предлагать ли ей свое заляпанное кровью пальто, экипаж начал замедляться.
Целительница даже не подождала, пока тот остановится, прежде чем открыть дверь и выпрыгнуть наружу. Иван закрыл дверцу обратно. Опричники вновь сели по бокам от меня, и мы двинулись в путь.
— Куда она ушла? — спросила я.
— Обратно в Крибирск, — ответил Иван. — Мы будем ехать быстрее без лишней тяжести.
— Ты выглядишь тяжелее нее, — пробормотала я.
— Надень кафтан.
— Зачем?
— Он сделан из ткани Материалок и может выдержать удар пули.
Я уставилась на него. Это вообще возможно? Были сказки о том, как Гриши выдерживали прямые выстрелы и выживали, хотя раны должны были быть фатальными. Я никогда не воспринимала это всерьез, но, может, работа Фабрикаторов была правдой, скрытой за крестьянскими рассказами.
— Вы все их носите? — спросила я, надевая кафтан.
— Когда находимся на поле битвы, — ответил опричник. Я чуть не подпрыгнула. Стражи впервые заговорили.
— Просто не заработай себе пулю в голову, — добавил Иван со снисходительной усмешкой. Я проигнорировала его реплику. Кафтан был слишком большой. Он казался мягким и непривычным, мех грел кожу. Я закусила губу. Несправедливо, что опричники и Гриши носили одежду из пуленепробиваемой ткани, пока обычные солдаты должны были обходиться без нее. Неужели наши офицеры тоже ее носили?
Экипаж набрал скорость. За то время, пока Целительница делала свою работу, снаружи начали сгущаться сумерки, и мы оставили Крибирск позади. Я наклонилась вперед, пытаясь выглянуть в окно, но мир вне кареты превратился в размытую тьму.
Я вновь почувствовала, как на глаза накатываются слезы, и часто заморгала. Пару часов назад я была испуганной девчонкой на пути к неизведанному, но тогда, по крайней мере, мне было известно кто я и что я.
С болью подумалось о картотеке. Остальные выжившие, скорее всего, уже вернулись за рабочие места. Будут ли они оплакивать Алексея? Будут ли обсуждать меня и то, что случилось в Каньоне?
Я вцепилась в мятое армейское пальто, укутывавшее мои колени. Конечно, все это должно быть сном, какой-нибудь безумной галлюцинацией, вызванной ужасом Тенистого Каньона. Я не могла на самом деле быть одетой в кафтан Гриши и сидеть в экипаже Дарклинга — том же, который чуть не переехал меня вчера.
Кто-то зажег лампу в карете, и в мигающем свете можно было лучше рассмотреть шелковый интерьер. Сидения были обиты мягким черным бархатом. На окнах присутствовал символ Дарклинга — два пересекающихся круга — затмение солнца.
Сидящие напротив Гриши изучали меня с открытым любопытством. Их красные кафтаны были сделаны из лучшего волокна, щедро обшитые черным мехом. Белокурый Сердечник был долговязым и с вытянутым грустным лицом. Иван был выше и шире остальных, с волнистыми коричневыми волосами и бронзовой кожей. Теперь, когда я присмотрелась к нему, то должна была признать — он хорош собой.
«И тоже это знает. Большой красивый задира».
Мне было не по себе от их взглядов, и я беспокойно заёрзала на месте. Потом уставилась в окно, но там смотреть было не на что, кроме растущей тьмы и собственного бледного отражения. Я обернулась к Гришам и попыталась подавить свое раздражение. Они все еще глазели на меня. Я напоминала себе, что эти мужчины могли взорвать мое сердце прямо в груди, но, в конце концов, не смогла больше терпеть.
— Я не показываю трюки, знаете ли, — резко кинула я.
Гриши обменялись взглядами.
— В палатке ты показала довольно хороший трюк, — ответил Иван.
Я закатила глаза.
— Ну, если я задумаю сделать нечто интересное, то непременно предупрежу вас. А пока… вздремните или придумайте занятие получше.
Иван выглядел оскорбленным. Я почувствовала укол страха, но седовласый Корпоральник громко засмеялся.