— И как ответил Урсинум?
— Пригрозил запретом.
Он покачал головой.
— Нельзя запретить соль.
— Конечно, мы можем. У Бесеры есть другие источники…
— Но дороже.
— Зелал должен был учесть это. Пытаться выжать больше денег из солевого союза — всегда плохая идея.
Так и было.
— И этот спор начался, когда погода ухудшилась?
— Да.
Гетен хмыкнул и сделал глоток медовухи.
Галина смотрела на него.
— Вы так и не объяснили, почему не хотите помочь.
Он встретил ее взгляд и ответил:
— Я не могу помочь, воительница, потому что я становлюсь солнечным магом, вторым, вторым в записанной истории Кворегны. Я буду владеть силой солнца, но мне нужно пережить потерю теневой магии, — он посмотрел на медовуху в кубке. Почему он рассказывал ей это?
Он склонился.
— Я не знала, что такое возможно, — в ее прищуренных голубых глазах было подозрение.
— Да. Скоро я буду бессильным.
— Надолго?
Он пожал плечами.
— Не знаю, — Гетен горько улыбнулся кубку. — Не вовремя, и я этим не управляю.
— И ваши навыки не помогут и вашему брату? — ее тон был тяжелым, как и взгляд.
— Да, маркграфиня, — это было опасно. Ее враждебность получила зубы и когти из-за его трюка в зале. — У меня нет сил, чтобы биться за Урсинум или Бесеру. Я не стал бы и с полной силой. Как я уже писал королю Вернарду и королю Зелалу, меня не интересует этот конфликт. Я предложил обоим решить это не так глупо.
— Если бы я напала на вас сейчас, вы смогли бы защититься?
— Против врага без магии? Да. Это простые чары. Против тысячи солдат и других волшебников? Вряд ли.
Она кивнула.
— Магия или нет, но вы — ценный источник информации о короле Бесеры, его армии и методах атаки. Ваша помощь нужна вашему королю.
Гетен фыркнул и приподнял бровь.
— Что? У Урсинума нет шпионов при дворе короля Зелала?
— Конечно, есть. Но при дворе — не то же, что среди советников короля и генералов.
Гетен смотрел на нее. Она рисковала, раскрывая ему эту информацию. Он мог быть шпионом Бесеры. Но с вежливостью и хитростью ложь и отчасти правда давались легко, как улыбки.
— Я не общался с братом и не был на родине больше двадцати лет. От меня никакого проку.
— Вряд ли. Вас учили править.
— Как и принцев и принцесс Урсинума. Я не добавлю ничего нового, воительница.
— Вы известны контролем над темной магией. Хоть сила угасает, уверена, вы можете ее использовать, — она протянула письмо с черным воском и медведем Урсинума на печати. — Король Вернард приветствует и делает предложение.
Гетен встал.
— Я уже дал ответ вашему королю, леди Кхары, — он допил медовуху и опустил кубок на камин сильнее, чем хотел. Хрусталь опустился на монету, которую он там оставил, звук зазвенел в комнате. — Спокойной ночи, ваша светлость, — он скованно поклонился и ушел, не приняв письмо.
* * *
Что так манило в маркграфине, что он поделился правдой об угасающей силе?
— Идиот. Ей не нужно это знать. Глупо раскрывать, что я уязвим, — проворчал он под нос, шагая по главному залу.
Нони на кухне готовила хлеб на следующий день. Тонкий слой муки покрывал длинный деревянный стол, который занимал центр каменной комнаты, и глухой стук теста, которое она мяла, был в ритм с ее напевом мимо нот.
Каждый вечер она замешивала ингредиенты для свежего хлеба, била тесто и оставляла его подниматься до утра. Тогда она погружала несколько буханок в печь до восхода солнца. Вкусный запах только испеченного хлеба доносился до спальни Гетена и будил его.
— Ее светлость ушла в свою комнату? — спросила Нони.
— Не знаю, — Гетен остановился у почерневшего кирпичного камина кухни и грел ладони у огня. — Я оставил ее с неоткрытым письмом короля Вернарда.
Нони замерла.
— Это было мудро?
Гетен нахмурился.
— Наверное, нет, но я не дам никому загнать меня в угол, — он взял несколько орешков из миски на столике у камина и бросил их в рот по одному, пока смотрел на оранжево-синий огонь. А потом он подошел к Нони и потянулся к кедровым орешкам, которые она добавляла в хлеб. Она шлепнула его по руке.
Гетен оскалился.
— Пусть воительница заберет предложение короля к нему завтра и скажет ему, что я бесполезен в его деле. Пока я дышу, я могу сдерживать этих мерзавцев чарами.
Нони вытерла ладони об фартук, добавила муки в облако в комнате. Она приподняла бровь, глядя на господина, ее губы исказили недовольство и тревога.
— Она пересекла чары. А ваш брат? Он останется в стороне?
Гетен смотрел на ее морщинистую бесцветную кожу ладони, морщины двигались, пока она мяла тесто.