Нони дала ему шерстяной плащ и горячую медовуху.
— Ну? — спросила она. — Узнали что-то, пока отмораживали бубенцы?
— Я узнал, что у нас курицы без мозгов и холодная грозная сущность, которая подобралась неприятно близко.
— С этим можно что-то поделать?
— С курицами? Нет. С сущностью? Надеюсь. Но не этой ночью или завтра, — он сделал глоток медовухи и отдал кружку. — Спасибо, что согрели бубенцы, — он улыбнулся, когда она шлепнула полотенцем по его руке.
— Уберите свою волчью улыбку с моей кухни, — она всегда говорила, что он выглядел как хищник, когда улыбался.
«Я должен больше улыбаться маркграфине. Или рычать», — он зевнул.
— Я пойду, старушка. Утром, если погода и боги позволят, я выгоню воительницу Галину из Хараяна.
Нони вернулась к хлебу, Гетен поднялся на четвертый этаж в свои покои по задней лестнице. Темные неровные ступеньки пролетали под ногами, он погрузился в мысли и не замечал тени, всегда собирающиеся на узкой лестнице.
В своем кабинете он прошел к столику у огня и наполнил еще кубок теплой медовухой. Он опустился в мягкое кресло лицом к камину и думал о бурях — снежной, политической и, возможно, хищной — которые прибыли к его порогу в этот день.
— Урсинум и Бесера глупо ссорятся, — два королевства были союзниками так долго, что почти вся их общая граница была без стражи, и их ежегодная торговая встреча была праздником, а не просто переговорами. — Как и Вернард или его дочь тут, — за двадцать лет в Раните Гетен общался с королем только через налоги, которые платил Магод, приходя на рынок весной и осенью.
Ветер свистел в узких трещинах в древних стенах цитадели и окнах, как призрак.
— Погода испортилась, как и отношения между королевствами. Буря ухудшилась, и армия Вернарда на моем пороге. Ведьма влияет не только на погоду. Она управляет людьми Кворегны.
Он посмотрел на резную деревянную полку над камином. Там осталось письмо от Вернарда, все еще с печатью. Магод, наверное, принес его с медовухой.
— Кровь и кости, — Гетен схватил письмо, опустился в кресло и провел пальцами по восковой печати, глядя на медведя и думая, как лучше избавиться от женщины, доставившей его. Он бросил свиток на стол рядом с собой и продолжил думать о бурях в его жизни.
Часы спустя в цитадели стало тихо, каменные стены не пускали худший холод бури. Ночь была темной, и Гетен должен был давно лечь спать, но отдых его не ждал. Он не стал ближе к побегу от проблем за часы размышлений. Медовуха кончилась, огонь догорал, но письмо и воительница остались.
Он помнил женщину в окне. Она была красивой и сильной.
Он выругался, схватил письмо и сломал воскового медведя пополам. Он хмуро глядел на письмо — слова были написаны смелым почерком. Почти все слова короля не вдохновляли и не были оригинальными: Гетен должен был служить ему, его знания были ценными, или он поможет Урсинуму защищать границы, или его посчитают предателем, и за него назначат высокую награду, что заставит охотиться на него даже беззубых бабушек. Предложения были такими, как он и ожидал: золото, благодарность — тут он оскалился — и место при дворе Вернарда как королевского мага. Это не искушало, даже если бы у него был доступ к полной силе.
Но один пункт удивлял и манил.
А еще Его величество король Вернард предлагает вам, теневой маг Гетен, брак со старшей дочерью Его величества, воительницей Галиной, маркграфиней Кхары. Такой союз даст вам власть над ее землями и над ней, ее солдатами и жителями ее земель.
То, что Вернард мог отдать дочь и ее земли за верность Гетена, не потрясало: короли всегда считали своих детей товаром. Брови Гетена приподнялись, ведь это была не Аревик, младшая дочь короля, а воительница, женщина, которую желали короли, которая была недалеко от трона Урсинума.
Инстинкт сказал Гетену, что маркграфиня не знала, что ее отец предложил продать ее за несколько заклинаний. Обмен был нечестным.
— Она перевернет столы и вонзит нож в мерзавца-отца, когда прочтет это, — Гетен широко и опасно улыбнулся. Он мог использовать это как преимущество. Знания успокоили его и даже удовлетворили желание. Было далеко за полночь, он зевнул, потушил огонь и забрался под толстое одеяло в кровать.
Он не сомневался, что грядущие часы с маркграфиней под его крышей будут интереснее, чем он ожидал. Он улыбнулся, думая о ярости женщины, когда она узнает о решении отца. Ее гнев мог затмить силу бури, бушующей за стенами Ранита.