Он узнал, что безразличие мужчины вызывает у женщин большой интерес. Никак иначе он не мог объяснить свой поистине неслыханный успех среди женского коллектива цирка.
Поначалу, когда он только появился, женщины, видя его полное к ним равнодушие, решили, что белокурый великан отдает предпочтение мужчинам. Эти слухи достигли ушей Голиафа гораздо позже, женщины его тогда уже боготворили, а конец слухам положил тот вечер, когда он появился на арене цирка в роли силача. Его рев во время поднятия тяжестей и демонстрация незаурядной физической силы были расценены как неоспоримое доказательство мужественности. Подобный ход мысли примитивен, но для артистов цирка телесная мощь никак не сочетается с любовью к мужчинам. Таким образом, эта причина была исключена, но что же тогда служило препятствием для его отношений с женщинами, что?
Паула, акробатка, известная в цирке своей сексуальной ненасытностью и пристрастием к экзотическим любовным позициям, пришла к нему в ту самую ночь с твердым намерением проникнуть в его тайну, а заодно и подарить ему свои ласки. То был изнурительный день. Рытье рва, неразбериха, вызванная заменами актеров, дебют на арене — все это вместе с дождем и холодом основательно вымотало Голиафа. После выступления он попросил разрешения удалиться в свой грузовик и отдохнуть. Там он повалился на поролоновый матрас, укрылся несколькими одеялами и уснул. Паула разбудила его поцелуем в ушко, который эхом отдался у него внутри и заставил его подскочить на кровати. Белокожая и пышнотелая, в халате, распахнутом до пупка, она обнажила перед его лицом крепкие и округлые груди. Безо всяких предисловий она выскользнула из халата и рывком откинула в сторону одеяла. Прильнув к Голиафу и положив свою руку ему между ног, она стала покусывать мочку его уха. От уха перешла к шее, от шеи к груди. Голиаф попытался ее отстранить.
— Паула, нет. Это нехорошо.
Паула посмотрела на него растерянно. Ее грудь тяжело вздымалась.
— Я люблю другую женщину, — признался Голиаф.
Паула улыбнулась. Это неважно, говорила ее озорная улыбка, много раз она одаряла ласками мужчин, которые любили другую женщину или вообще никого не любили. Она наклонилась к нему и попыталась снова его поцеловать. Она хотела ему показать, что любовь не имеет ничего общего с тем, что может произойти между ними, что они могут получать наслаждение друг от друга, не изменяя своему сердцу. Но Голиаф во второй раз ее отстранил. По лицу Паулы пробежала тень раздражения. Тогда Голиаф медленно приподнялся на постели, немного подумал и начал свой рассказ о Беатрис.
5
Скоро все женщины цирка знали о том, что Голиаф влюблен. И еще о том, что, несмотря на это, Пауле удалось его соблазнить благодаря своему огненному темпераменту и умению принимать эффектные завлекательные позы. Эта последняя новость перечеркивала действительность, реальные факты, о чем сам Голиаф даже не догадывался. Впоследствии, когда Беато рассказал ему о россказнях женщин, Голиаф пришел к следующему выводу: взгляды мужчин и женщин на действительность совпадают далеко не всегда.
Нельзя сказать, чтобы причиной этого расхождения, этой загадочной двойственности была ложь. Когда подруги расспрашивали Паулу о том, как все было у них с Голиафом, она не солгала. Она просто опустила часть правды. Она рассказала о его безграничной любви к Беатрис, о его неустанном поиске. Но когда ее спросили, удалось ли ей соблазнить Голиафа, Паула таинственно улыбнулась и промолчала. Этого оказалось достаточно. Молчание и улыбка позволили слушательницам создать параллельную реальность, столь же осязаемую, имевшую такое же право на существование, как и реальность Голиафа. Правда, вновь созданной реальностью обладали только женщины, и она казалась им крайне привлекательной по двум причинам. С одной стороны, они встретили мужчину, наделенного редкой способностью любить беспредельно, что, конечно, должно было вызвать у женщин чувство благоговения, но в то же время окутать Голиафа ореолом недоступности. Однако своим молчанием Паула дала подругам понять, что если сердце Голиафа для них было бесповоротно потеряно, то его тело было еще вполне свободно.