Беато выступал в цирке в течение недели, пока тот оставался в поселке. В перерывах между представлениями он дал цирковым артисткам все то, что они не смогли получить от Голиафа. Последнему они не оставили ничего, кроме презрения и новой славы великана-импотента. Голиаф пал жертвой своей верности и перестал быть героем женщин. Наконец Беато собрался уезжать, отказавшись от многократных предложений директора остаться с цирком. Перед отъездом он пришел в грузовик Голиафа и предложил тому отправиться с ним.
— Мы можем помочь друг другу, — сказал он. — Мой фургон — развалина, и мне нужен помощник. Я сам уже не справляюсь. Я знаю, ты ищешь женщину, увлеченную цирком. Поверь мне, я передвигаюсь гораздо быстрее и привлекаю больше людей, чем любой цирк. Так ты скорее ее найдешь. Что скажешь?
Голиаф уже полтора года путешествовал в неспешном ритме, навязанном ему цирком, и до сих пор не обнаружил и следа Беатрис. Поэтому он, развенчанный герой женщин, принял предложение Беато, мужчины, который его развенчал. Они отправились в путь в солнечное утро понедельника. Голиаф расценил свою новую должность и яркое сияние солнца над головой как безошибочные знаки грядущих перемен.
Беатрис
1
Она сама не верила, что когда-нибудь любила Паниагуа. Но она восприняла его появление в своей жизни с надеждой, как дуновение свежего ветра, который был призван ворваться в ее серый мирок и перевернуть все вверх дном. За месяцы их свиданий ей удалось нарушить границы этого мирка, обманув его бдительных стражей. Влюбленные попирали все заведенные порядки, заботясь только о своем собственном счастье. Их встречи были сладостны, во время них оба упивались эфемерным и опьяняющим настоящим. В этот период своей жизни Беатрис была счастлива. Тем не менее причиной этого состояния был скорее не сам Паниагуа, а тот ореол тайны, который окружал их встречи. На самом деле на месте Паниагуа мог быть и другой мужчина, и счастье Беатрис при этом осталось бы неизменным.
Беатрис убедилась в том, что не любит Паниагуа, в тот день, когда отец застал их после скачек, готовых слиться в поцелуе, и не проронив ни слова, схватил Паниагуа за руку, притащил в кафе и там засыпал вопросами. Когда Беатрис подходила к ним, она невольно услышала спонтанное признание Паниагуа в любви к ней. В этот момент она почувствовала раздражение, не потому, что он вслух говорил о своей любви, а потому, что он говорил это под давлением авторитета ее отца. Паниагуа добровольно подчинился той же непреклонной силе, которая управляла и ее жизнью, и этого она не могла вынести.
— Молодой человек, без сомнения, понравится Иерониму! — воскликнул отец. И эти слова положили конец тем счастливым дням, когда их отношения не были достоянием общественности.
Закончились встречи тайком, забавные и непринужденные разговоры. Одобрение Иеронимом их отношений предполагало жесткое следование установленным правилам, скучную официальность и в конечном счете создание образцовой семейной ячейки. Вследствие неуместного признания Паниагуа и робости их обоих события приняли неожиданный поворот, а Беатрис прониклась к молодому человеку отвращением. Не имея достаточной смелости на бунт, она согласилась танцевать с Голиафом, чтобы отвлечься от постылого и беспросветного существования, которое было ей в тягость. Но опять же на месте Голиафа мог быть кто-то другой, роль временного спасителя мог сыграть любой мужчина. Когда Беатрис пошла танцевать с Голиафом, она даже толком его не рассмотрела. Она покорно прошла за ним в зал и отрешенно, с закрытыми глазами, танцевала вальс. Их танец прервал друг семьи, верный стражник ненавистного ей мира, от которого она пыталась найти спасение в огромных объятиях Голиафа. Она молча позволила провести себя за руку меж танцующих пар, вниз по лестнице и домой.