Вадим только что слышал его — бархатный, интонационно играющий голос избалованного любимца сцены. Но каким образом? Новая запись?
— Отвечай, к тебе обращаются, — шепнул Крис.
— Медиумы не разговаривают, — огрызнулся Вадим. Он обращался к Крису, но ответил тот же голос из темноты:
— Сейчас я не в трансе. Просто думаю. Я всегда думаю о ней, когда один.
Вадим даже отшатнулся: «Кто же из нас сошел с ума? А если я все-таки спрошу его? Ответит или нет?» И спросил:
— За что вы убили ее?
— Лживая, — сказал голос со вздохом. — Измучила меня с этим корнетом.
Вадим подумал и спросил еще:
— А вы знали об ее отношениях с князем?
— О кулоне? Конечно.
— Не только о кулоне. Например, о поездке в Виши.
— О чем?
— Они же собирались ехать за границу. Во Францию.
— Болтовня.
— Но вы знали об этом?
— В первый раз слышу.
— Странно, — сказал Вадим, — вы же говорили об этом на спиритическом сеансе.
— Где?
— У князя Вадбольского.
Голос засмеялся совсем как человек, сидевший напротив.
— На сеансах я почти не разговариваю. Трансцендентальная связь требует молчаливой сосредоточенности перед трансом.
— А во время транса?
— Я, естественно, сплю.
«Удобно или неудобно сказать ему, что считаю его обманщиком? Черт с ним, скажу. К тому же это, наверное, какой-нибудь фокус Криса», — подумал Вадим и сказал вслух:
— О поездке в Виши говорил якобы дух вашей жены, но, уж извините, я в духов не верю.
— Многие не верят, — равнодушно отозвался голос. — «Биржевка» даже статейку тиснула. Почему это я на сеансах вызываю только дух своей бывшей жены? Потому, мол, что меня до сих пор мучает совесть. И дух, дескать, не дух, а я сам с собой разговариваю. Только все это неправда: я никого не обманываю. О Кате я действительно думаю: имел ли я право ее убить? У меня бессонница, не сплю по ночам… Лежу и думаю, думаю… И разговариваю с ней. Не с духом, конечно, а с воображаемым собеседником. А на сеансах сплю. И когда мне говорят потом, что слышали голос покойницы, даже говорили с ней о том-то и о том-то, я только плечами пожимаю: спал, не слышал, не помню. И действительно, не помню. Я пробовал подражать голосу Кати, но только наедине и, по-моему, неудачно. А на сеансах — зачем? Я не чревовещатель да и денег за это не беру…
Крис в темноте подтолкнул Вадима:
— Ну что?
— Врет, наверно. Или ты врешь. Или кто-то еще врет! — Давно накопившееся раздражение прорвалось у Вадима.
— Я устал, господа, — сказал голос.
Что-то щелкнуло в темноте: вероятно, Крис выключил звук. Потом вспыхнул свет.
— Все, — сказал Крис, — сеанс окончен. Дух покинул земные пределы.
Вадим в первый момент даже не нашел что ответить — так он был ошеломлен происшедшим. Да и в освещенной теперь комнате ничто не свидетельствовало о материальном происхождении голоса. Он тщетно искал глазами что-нибудь новое, ранее здесь не присутствовавшее, — какой-нибудь новый аппарат, экран, пульт или динамик. Может быть, говорящий робот? Нет, все оставалось по-прежнему: ничего не прибавилось, ничто не переменило места. Видимо, передача из хранилища. Но в хранилище только кристаллы грифонозаписи. Где же тогда звучал голос, — в записи? Странная запись. Монтаж разговорных фраз со специально рассчитанными паузами, с подстроенными ответами на заранее подготовленные вопросы? Но ведь вопросы Вадим задавал по своему выбору! В нем уже нарастал нетерпеливый протест человека, не признающего необъяснимых явлений.
— Что это было? — спросил он.
— Общение душ.
— Не валяй дурака. Новая запись?
— С записью не разговаривают. Ее прослушивают.
— Все равно не верю. Это какой-то механический фокус.
— Робот-чревовещатель, — засмеялся Крис.
— Не остри. Это ты говорил, да?
— А вдруг? Допусти, что я медиум. Ведь это был настоящий спиритический сеанс.
— Спиритический розыгрыш! — закричал Вадим. — Мистифицируй лаборанток, а я уже стар для этого.
Он встал, злой и обиженный. Объяснить происшедшее ему так и не удалось.
— Садись. — Крис дружески подтолкнул его в кресло. — Из всего, что ты тут набурчал, верно только одно слово — механический. Но это не фокус и не жульничество. Это наука. Не грифонология — другая. Мы стоим у порога новой науки, старик.
Вадим молча открыл и закрыл рот. Он уже понимал, что Крис не шутит.
— Может быть, я сошел с ума или просто кретин, — наконец проговорил он, — но, каюсь, я ничего не понял.
— Ты не сошел с ума, и, скорее всего, ты не кретин. — Крис говорил без улыбки. — У этой науки еще нет названия, и состоявшаяся здесь беседа с твоим участием — ее первый публичный эксперимент. До сих пор я экспериментировал в одиночку.