- Непобедимый Острый Зуб! - зычно провозгласил между тем здоровяк с алой повязкой на лбу, извлекая из чана сачком на длинной ручке хлопавшего жабрами и разевавшего зубастый рот пларда.
Зеленый, с пурпурными продольными полосами и малиновыми плавниками плард достигал в длину чуть больше локтя и бился в сачке так, что, казалось, вот-вот изорвет его в клочья. Вид у него был исключительно праздничный и воинственный, как и у всех бойцовых рыб. Самки плардов были куда мельче, окраску имели скромную и в сражениях не участвовали, самцов же, выловленных ещё мальками, растили в специальных ямах и кормили личинками кровопивок и белых стрекоз, от чего они якобы становились злее и отважнее. Знатоки рыбьих боев считали, впрочем, что злости плардам и так не занимать, ибо два взрослых самца соседства друг с другом не выносят.
- Неустрашимый Джумба рвется в бой! - звонко прокричал мальчишка, помогавший плешивому старику вытащить из чана, стоящего на противоположной стороне бассейна, противника Острого Зуба.
Неустрашимый Джумба, голубовато-синее тело которого украшали желтые полосы, тоже был неплох и напоминал осколок радуги. Длинные острые зубы его зловеще посверкивали, а рот он разевал и захлопывал так, словно беззвучно вызывал противника на бой. А может, проклинал зрителей, шумно обсуждавших шансы бойцов на успех.
Эврих прислушался к возгласам окружающих и узнал, что у Острого Зуба плавники и хвост длиннее - что говорит о его выносливости, но у Джумбы зубы сильнее выдаются вперед, а горб свидетельствует о неукротимом нраве. Полоски на теле Зуба двойные, и это сулит удачу, зато на голове имеются темные пятна, наличие которых выдает нерешительность...
- О Тахмаанг, и как они могут разглядеть все эти полоски и пятнышки? - пробормотал аррант, не видевший ничего, кроме двух красочных вихрей, бьющихся в сачках над недвижной поверхностью голубой воды.
Он наблюдал за тем, как тренируют петухов в Нижней Аррантиаде, укрыв руку толстой кожаной перчаткой. Развивая их выносливость, держат на привязи на солнцепеке, пока бедняга не грохнется без чувств и не задерет лапы кверху. Тогда его обливают холодной водой, дают отлежаться в тени и снова привязывают на солнце. Несмотря на отменную кормежку: рубленую свинину и рис с медом, не все пернатые бойцы выдерживают такую учебу, но как, интересно, можно натренировать, обучить драться рыбу? И как отличить хорошего бойца от посредственного?
- Начинайте, во имя Амгуна-Солнцевращателя! Пора! - провозгласил хозяин бассейна, решив, что ставки сделаны и зрители готовы насладиться боем. - Пускайте рыб!
Одновременно оба сачка были перевернуты, и пларды без всплеска ушли в воду. Описали несколько кругов, осваиваясь с обстановкой, замерли напротив друг друга и свились в сияющий шар. Разъединились, вновь закружили, разбрасывая радужные блики на стены и дно бассейна, сошлись, разлетелись, снова сплелись, как пары в стремительном, огненном танце. Вода замутилась, и аррант, не дожидаясь конца поединка, начал выбираться из окружившей бассейн, ревущей от избытка чувств толпы...
- Не уделишь ли ты мне чуток своего драгоценного времени?
Эврих с трудом заставил себя не скинуть опустившуюся на его плечо руку и обернуться медленно и непринужденно. Покрасив в черный цвет волосы и натерев ореховым соком тело, он полагал, что хотя бы частично обезопасил себя от любопытных взглядов и нежелательных расспросов городской стражи, но вот, выходит, просчитался. Хотя... Вопрос был задан по-саккаремски, и голос явно знакомый...
- Иммамал Биилит? - изумленно вскинул брови аррант при виде сухощавого саккаремца, закутанного в полосатый саронг.
- Он самый. Рад, что ты ещё не забыл меня. - Выдававший себя за торговца сукном посланец Мария Лаура, ныне здравствующего шада благословенного Саккарема, сощурился и потянул арранта за полу белого саронга, на который Эврих при въезде в Город Тысячи Храмов вынужден был сменить свою слишком уж бросавшуюся в глаза тунику. - Не желаешь ли пройтись со мной и поговорить о делах нынешних и планах на будущее?
Эврих, откровенно говоря, не желал, но признаваться в этом счел неразумным и позволил Иммамалу увлечь себя в направлении грузовых пристаней, за которыми поблескивали усеянные пирогами и челнами воды Гвадиары. Обсуждать свои планы он не собирался, но отчего бы не послушать Иммамала? Сегваны в таких случаях говорят: "Кто слушать не хочет, того жизнь научит".
- Я тоже рад видеть тебя живым, невредимым и без рабского ошейника. Были ли столь же удачливы остальные плывшие на "Ласточке"? - вежливо поинтересовался он.
- Про корабельщиков мне ничего не известно, а Шерах, Березат Доброта, Хилой Шаралия и ещё кое-кто из купцов не только обрели свободу, но и покинули Мванааке. Ирам ещё здесь, а Гаслана ты, верно, видел, когда уезжал из города с Газахларом. Благодаря тебе мой слуга стал слышать значительно лучше, и я чувствую себя в долгу перед тобой, - неторопливо начал поджарый саккаремец, ещё больше усохший и сморщившийся за время, проведенное в Мавуно.
- Вай-ваг! Я ведь не закончил промывать ему уши, так что ни о каком долге и речи быть не может! - запротестовал Эврих. - Но скажи, как удалось почтенным купцам спастись из неволи? Капитан "Верволики", помнится, грозился не то приковать вас к веслам, не то отправить на каменоломни?
- Вероятно, эта участь постигла корабельщиков, а что касается купцов... Мы, знаешь ли, часто рискуем и стараемся помогать друг другу. У Шераха в Городе Тысячи Храмов нашелся старинный знакомец, который, получив весть о постигшем его несчастье, поспешил прийти ему на выручку. Шерах замолвил за нас словечко, мы написали обязательство на известную сумму и были выкуплены добрым человеком, не успев изведать тягот рабского труда...
- Ага... - рассеянно протянул Эврих, глядя сквозь просветы между складами для товаров на разгружавшиеся у пристаней речные суденышки торговцев, доставлявших в Мванааке из глубины империи рис, пшеницу, ячмень и просо, шелковые ткани и мешковину, мясо, руду и древесину. Раньше здесь швартовались и торговые джиллы, и чужеземные корабли, но теперь заморские суда перестали появляться в прибрежных водах Мавуно, а имперские купцы, сторожевики и военные корабли становились на якорь в морском порту. Аррант перевел взгляд на ближайший левобережный причал, прозванный Извозом. - Стало быть, не так уж крепко следят чиновники Кешо за чужеземцами, надумавшими покинуть Город Тысячи Храмов?
- Кто станет чинить препятствия несчастным, единственное желание которых - вернуться на родину, дабы не питаться подаяниями сердобольных знакомых? Не думаешь ли ты, что и тебе пришла пора покинуть Южный материк и продолжить путешествие в Мельсину?
Чайки, кружащие над Извозом и рыборазделочными столами, казались в солнечных лучах крохотными золотыми молниями. Криков их из-за дальности расстояния слышно не было, но Эврих знал, что они зовут в путь. От Гвадиары пахло не только рыбой, водорослями и смолой, от неё пахло близким морем, свободой, дальними странами. Где нет нужды таиться, незачем натирать лицо соком ореха, где за ним не будут охотиться подчиненные Амаши и не надобно надувать щеки и изображать из себя всемогущего чародея. Хотя нет, щеки придется надувать и там, если он примет предложение Иммамала...
- Ты помнишь наш разговор на борту "Ласточки"? Я давно бы покинул Мавуно, но не могу возвратиться в Мельсину, не выполнив возложенного на меня поручения, - продолжал посланник Мария Лаура, не глядя на Эвриха. - Мне известно, что ты уже пробовал договориться о месте на корабле, отплывающем из Мванааке. С моей помощью ты без труда покинешь этот город. Через день-два, самое позднее через седмицу. Если захочешь взять с собой юношу, сопровождавшего тебя в Терентеги, я не стану возражать, место найдется и для него.
"Тразий Пэт старше меня года на два-три, - подумал Эврих. - Сейчас ему лет двадцать семь - двадцать девять. Долго ли он ещё протянет в темнице? И до каких пор Кешо намерен держать его там, почему не торопится с публичной казнью?"