- Ему представляется! - пробормотала девушка, вскакивая с циновки и окидывая гневным взором ни в чем не повинные горшки с готовящимися снадобьями. - И этот осел, лезущий на плаху вопреки всем уговорам, ещё смеет что-то лепетать о благоразумии! Прямо-таки уму непостижимо!
Нет, что ни говори, люди определенно не в состоянии понять друг друга! Сколько усилий потребовалось Эвриху, чтобы заставить Аль-Чориль и Тарагату выслушать его и для начала хотя бы не мешать переговорам с Иммамалом и Эпиаром. Но он все же добился своего, а ей вот так и не удалось убедить его в своей правоте. Что ж, она вынуждена будет прибегнуть к последнему средству. Делать этого ей очень не хотелось, ведь если Эврих догадается... Другого выхода, однако, не было, и, поколебавшись, Афарга направилась к сундуку, в котором аррант хранил манускрипты, посвященные врачеванию, и особенно ценные или опасные снадобья.
Откинув окованную металлическими полосами крышку, девушка склонилась над сундуком. Переложив пару манускриптов, извлекла со дна плетенную из соломы шкатулку, отличавшуюся от других рисунком узора на крышке. Отнесла к столу, прислушалась и, убедившись, что ей никто не помешает, раскрыла её. Вытащила склянку с желтым порошком, к горлышку которой был привязан пергаментный квадратик с хорошо памятным ей значком. Если бы она не заглядывала в манускрипты и не заинтересовалась некоторыми их разделами, то нипочем бы не догадалась, что этот значок символизирует слияние мужского и женского начал. Заинтригованная, она, естественно, пожелала узнать, что бы это могло значить, и, прилежно проштудировав соответствующие страницы пухлого тома, написанного неким Ибрагаром Гургиеном, поняла, что обнаружила среди Эвриховых припасов пресловутое любовное снадобье. Не то, сказочное, помогшее безнадежно влюбленному юноше влюбить в себя холодную, бессердечную красавицу, но все же весьма действенное, вызывающее у мужчин и женщин непреодолимое желание.
Даже без чтения Эвриховых манускриптов легко было догадаться, для чего этот порошок использовался пожилыми или не вполне здоровыми людьми. Понятно было также, почему предусмотрительный аррант поместил его среди ядов и сильнодействующих снадобий, способных при неправильном употреблении свалить человека с ног или же заставить харкать кровью. Судя по тому, что горлышко склянки было залито красным воском, Эврих предпочитал не прибегать к этому средству без крайней необходимости, полагая, что вреда оно может принести больше, нежели пользы. Наверно, он был прав, и Афарга долго колебалась, прежде чем решила воспользоваться невзрачным на вид порошком, дабы попробовать влюбить в себя бесчувственного арранта.
О, разумеется, она понимала, что, не будучи волшебным, желтый порошок не может совершить чудо! Вероятно, он действовал так же, как некоторые пляски, которыми она уже пыталась расшевелить Эвриха. Тогда ей не удалось добиться успеха, но теперь, когда он не будет ни о чем подозревать, все должно получиться. Пусть он только один-единственный раз придет в её объятия, а там уж она сумеет завладеть его сердцем и помыслами. Если это случится, он не сможет отказать ей и сведет к какому-нибудь колдуну. Проследит, чтобы тот её расколдовал, и, когда к ней вернутся прежние способности, сам будет упрашивать пойти с ним освобождать Тразия Пэта. А коли этого чародея к тому времени уморят в узилище, так и невелика беда. Великий Дух и Алая Мать свидетели! - пусть даже ей придется расшибиться в лепешку, она отыщет убежище Ульчи и доставит мальчонку Эвриху. Но для этого надобно сначала подсыпать ему в пищу или питье желтый порошок...
Достав из тайника заранее приготовленную красную свечу и маленький бумажный пакетик, Афарга решительно содрала воск с горлышка заветной склянки. Подцепила острием кинжала пробку, потом, боясь раскрошить её, ухватила острыми белыми зубами, стиснула, потянула... Раздался тихий, характерный хлопок. Девушка поднесла открытую склянку к носу и уловила слабый аромат полыни. Попробовала желтую пылинку на язык - безвкусная. Стало быть, это именно то, что ей нужно.
Она пересыпала часть содержимого склянки в пакетик и спрятала его в карман передника. Закупорила склянку и поднесла свечу красного воска к пылавшему в очаге огню. Подождала, пока вспыхнет фитиль, дивясь тому, что руки у неё не дрожат и она не испытывает ни малейших угрызений совести. Не зря, значит, говорят: во сне и в любви нет ничего невозможного. Или для видящего сны и любящего?..
- Только бы Эврих ни о чем не догадался! - прошептала Афарга, завороженно глядя, как капли красного воска падают на пробку и обволакивают горлышко склянки с желтым порошком.
Дом Азама был вдвое меньше особняка Газахлара и стоял у подножия Рассветных холмов, на границе Нижнего города и кольца фруктовых садов, отделявших его от района Небожителей. Для купца жилище Азама выглядело более чем роскошно, и Тартунг удвоил осторожность, опасаясь встречи с ночными сторожами.
Перелезая через высокий глинобитный забор, он ожидал услышать яростный лай - столичные купцы больше доверяли псам, чем нанятым охранникам, да и стоило их содержание не в пример дешевле, но Азам, судя по всему, предпочитал иметь двуногую стражу. И в эту ночь она его подвела. Спали ли сторожа сном праведников, тискали служанок или наслаждались пальмовым вином на поварне, юноша не знал, но очень скоро убедился, что ни во дворе, ни в саду их не было.
- Бережет Тахмаанг безвинных! Хотя и не верится мне, что могут таковые служить у этого гнилодушного гада! - пробурчал юноша, вглядывась в освещенные окна дома.
По всему первому этажу ставни были закрыты, и свет, пробивавшийся сквозь щели, указывал, что люди бодрствуют лишь в угловом помещении - там-то скорее всего и помещалась поварня, приютившая сторожей. А может, одного сторожа, на свое счастье не проявившего этой ночью погибельной для него бдительности, ибо Тартунг был настроен весьма решительно и не задумываясь угостил бы стрелой из кванге всякого вздумавшего помешать ему. Уж коли Великий Дух помог юноше отыскать самого страшного своего обидчика в столь большом и многолюдном городе, то наверняка считал, что тот должен исполнить данную некогда клятву и жестоко отомстить ему.
Ночь выдалась душная, половина окон на втором этаже не была закрыта ставнями, и в двух комнатах все ещё горели свечи. Одно освещенное окно располагалось в левой - противоположной от поварни стороне здания, другое - в центре его. Присев подле зарослей желтого жасмина, Тартунг замер, вглядываясь в глубину комнат и пытаясь определить, какая из них является спальней Азама.
С преуспевающим столичным купцом он познакомился у находящегося в верховьях Мджинги водопада, за которым великая река становилась судоходной или, лучше сказать, проходимой для лодок. Тартунг сбежал из селения диринов вскоре после того, как его покинула Омира. Только присутствие этой девчонки удерживало его там, и, узнав, что её взяли на Торг, дабы, получив выкуп, вернуть калхоги, он отправился вниз по течению Мджинги в надежде отыскать соплеменников. Мальчишка не верил, что пепонго уничтожили все поселения мибу, и рассчитывал в конце концов найти если уж не родителей, то хотя бы родичей.
Дирины, как и следовало ожидать, не отправили за ним погоню, но продвигаться вдоль реки было нелегко, и Тартунг несколько раз собирался либо связать плот, либо сделать из коры каноэ. Изготовление легкого каноэ, которое можно в случае Нужды тащить на плече, требовало, однако, известного мастерства, которым беглец не обладал, а вязать плот он, по здравым размышлениям, отказался из-за обилия порогов. Поэтому он очень обрадовался, когда, миновав очередной водопад, увидел четыре лодки, принадлежавшие, как выяснилось, торговцу, приплывшему сюда аж из самого Аскула. Первой его мыслью было угнать одну из лодок и на ней добраться до земель мибу, лежащих ниже по течению Мджинги.