Теперь у меня была своя кровать и тумбочка, а также три соседа, которые ушли по своим делам, оставив меня одного в комнате похожей на камеру.
До вечера я не выходил из комнаты, отдыхая от долгой дороги до этого одинокого стоявшего среди бескрайнего поля и холмов места.
Солнце уже клонилось к закату, когда я вышел на улицу и вдохнул теплый воздух этих мест, и поймал себя на мысли, что прожитые мной воспоминания Александра смогли предать мне даже запахи этих приграничных земель.
Идя прогулочным шагом по территории Ивановской заставы, я подмечал отнюдь не военную обстановку этого места.
На стенах заставы хоть и стояли караулы, но вот в остальном тут была неформальная обстановка.
Младший состав, который не был обременён патрулированием вверенной части местности, не занимался своими прямыми обязанностями по муштре солдат своих отрядов, а кучковались кто где, играя в карты или распивая алкоголь, а то и всё разом.
Солдаты же тоже не горели желанием оттачивать боевые умения, и также разбредались кто куда, пока не настала их очередь выдвигаться за ворота для патрулирования или выполнения других поставленных задач.
Я, конечно зная свой конечный пункт назначения, навёл справки, какие мог за короткое отведённое мне время, будучи ещё в Петербурге, и знал. Лиминский кавалерийский полк был местом ссылки неугодных людей. Изначально этот полк задумывался как штрафной, и все до капитан-лейтенантов были в чем-то осуждены и только более высшие руководящие чины были сродни надзирателям с несколькими батальонами обычных солдат, которые базировались в городских частях.
Они то и отдавали приказы и решали, как бы облегчить или усложнить жизнь тем, кто находится под их попечительством.
Тут на границе, нередко были стычки с контрабандистами и беглыми преступниками, и смертность в рядах служивых в приграничных заставах была очень высока.
И на фоне такого понимания, мне было удивительно видеть такое отношение к несению службы. Понятно, что их всех сюда не по собственной воле направили, и каждый волочил свой отведённый срок службы и не хотел себя утруждать. Но обстановка за стенами Ивановской заставы была уж больно расхлябанной.
Единственный вывод, который напрашивался, это было сделано нарочно.
Не обученные и не проходящие постоянную муштру солдаты ни воины, а пушечный заслон. Имея в распоряжение такое стадо, младший командный состав сам обрекал себя на возможную смерть при маломальской стычке с обученным худо-бедно врагом.
Отсюда и такая высокая смертность при патрулировании рубежей.
За своими мыслями я прошёл тренировочную площадку с одиноко подвешенными мешками с песком, для отработки штыкового боя и ударной техники саблей, и увидел, как из-за одной из казарм вышло несколько мужиков в потрепанных ватниках. И в одном из них, на моё удивление я узнал солдата, который вместе со мной сражался на горящих от взрывов улицах Петербурга.
— Здравия желаю господин унтер-офицер Григорий Александрович. — С ходу поздоровался со мной знакомый служивый.
— Здравия желаю кавалеристы. — Ответил я на слова своего знакомого солдата.
Кучка солдат, вставшая передо мной, с интересом смотрела на меня, а один из них и вовсе, словно сканер водил глазами по моему лицу. Его я тоже узнал. Именно он таращился на меня когда я заходил в штаб командования.
— А ты, какими судьбами тут оказался? — Скривился я, смотря на своего знакомого.
Бородатый солдат почесал висок, сдвигая набок головной убор, и произнес, кривясь, словно от зубной боли:
— Так после того как мы с вами отвоевали, и нас в казармы вернули, на весь наш, ваш отряд депеши посыпались от чад аристократских. Да папенек маменек их. Вы же их больно-то не жаловали на улицах. Вот нас всех и сослали сюда в наказание, за такое поведение. Раскидало нас по заставам здешним, а кто и вовсе уже в землю ушёл. А теперь вижу, и до вас добрались господа уважаемые.
Я слушал солдата, и мои брови хмурились от каждого слова служивого. Люди, которые шли грудью на врага защищая город и его жителей не щадя себя, вместо медалей и выслуги денежной, да вольного времени. Под пером напыщенных аристократов, капризы, чьих детишек не выполнили защитники города, сослали в штрафной полк.
— Ваше благородие, — произнёс мой знакомый солдат, с топорщившейся бородой снимая головной убор, начиная сжимать его в руках. — Я когда вас увидел в расположении заставы, сначала не поверил глазам. В общем, я рассказал про вас сослуживцам, как есть и как было тогда в Петербурге. Не откажите в милости под вашим началом продолжить служить. Мы уже и к коменданту ходили проситься. Замолвите слово, пока ваш отряд формируют. А мы не посрамим и не подведём. Будьте уверены.