— Восьмая ступень прибыл! — доложился Кади, уведя руки за спину и выпрямившись.
— А, Каргадель… Подожди немного, — ответил Император, продолжая перебирать бумаги.
Оставшись в той же стойке, Кади лишь прикрыл глаза, так как они успели устать от прогулки в солнечном саду.
— Скажи мне, Кади, что ты чувствуешь, когда убиваешь? — вдруг спросил Император, опустив на стол кипу бумаг.
— Прошу прощения? — искренне удивился Кади. Он явно не ожидал подобного вопроса.
— Мне не стоит повторять вопрос. Ответь, как понимаешь.
В комнате повисла тишина. Думающий Кади не мог издать ни звука из-за неожиданности вопроса и пытался придумать, что ответить, а Его Величество терпеливо ждал ответа, наблюдая за смятением своего подчиненного.
— Ваше Величество, — наконец, закончив придумывать фразу, начал Каргадель, — я бы хотел ответить, что я ничего не чувствую, когда отнимаю чью-то жизнь, и я бы был крайне рад, если бы это было на самом деле, но… Я не могу объяснить это чувство. На долю секунды после чьей-то смерти я как будто становлюсь более… целым.
— Целым? Целым — в смысле начинаешь чувствовать оболочку или просто удовлетворение?
— Нет. Это далеко не удовлетворение и точно не оболочка. Боюсь, я не могу дать этому чувству определение.
«А я могу, но тебе лучше самому прийти к тому, что к чему», — сказала Вика.
— Ясно… Что ж, тогда у меня для тебя следующее задание — подготовиться к поездке в качестве инструктора для объединённого пехотного гарнизона по изоляции бездны. Благодаря твоим чертежам мы уже произвели около десяти единиц КТТ. Твоя задача — провести инструктажи для младшего офицерского состава по пользованию и обслуживанию КТТ и провести контролируемый эксперимент в условиях боя.
— Эксперимент?
— Слева от тебя, наверху, есть папка Р603, все детали описаны там. Отправляешься завтра же. За тобой заедут.
— Всё понял, — ответил Кади, взяв нужную папку.
— Свободен.
Дождавшись, пока его подчинённый выйдет из кабинета, Зарх откинулся на спинку стула.
— Что скажешь? — спросил он, не отводя взгляда от закрывшейся двери.
— Не совсем то, что я ожидал услышать от мальчика, которого с детства подвергали смертельной опасности. Хотя это и не выходит за рамки нормального человека, но я всё равно советовал бы вам продолжить испытательный срок, — ответила фигура, что скрывалась среди стеллажей. — Так же прошу заметить, что одного вопроса явно не хватит, чтобы определить его так называемую человечность.
Это был известный в широких кругах академик Торсон Ш’хати, который был закадычным другом императора Зарха и по совместительству его советником. Вся личная стража императорской семьи и обслуга прошла через беседу с ним, так как он отлично разбирался в человеческой натуре и мог за несколько вопросов раскрыть шпиона, что уже случалось неоднократно.
— Человечность, да… Каков шанс, что этот ребёнок будет хорошим подчинённым?
— Я не знаком с его историей полностью, да и лично не разговаривал, но исходя из имеющейся информации… — Академик слегка задумался, а его ладонь по привычке начала гладить немного небрежную бороду. — Есть шанс, что за всё это время он уже смирился с конечностью жизни и стал настоящим храбрецом, полностью поняв цену своей жизни, но так же он может быть и великим трусом, который цепляется за свою жизнь как только может. Это всё, что я могу сказать на данный момент.
Император усмехнулся. Как правитель и защитник своей страны, он множество раз был на поле боя и прекрасно понимал, что слова его друга били прямо в точку.
— Кстати, а откуда у тебя появился подобный кадр? Я этого парня в маске ещё нигде не видел.
— Так ты же читал его документы, — усмехнулся Император.
— Ты не учёл, что там две трети слов засекречены. Ты дал мне только самый минимум.
— А больше тебе и не нужно, Торсон.
На секунду академик заметил, как взгляд Зарха похолодел, когда он перевёл его с бумаг на него. Поняв намёк, он положил папку на верхушку одной из стопок и вышел из кабинета.
«Она не там лежала, дурачина», — подумал про себя Император, раздражённо посмотрев на лежащую в неположенном месте папку.
***
Большая часть дороги домой для Кади была ничем иным, кроме как рутины. Уже привычные виды столицы до сих пор манили Кади к изучению каждого неизведанного уголка этого города, но из-за специфики его работы, он не мог себе этого позволить, поэтому испытывал небольшую тоску, глядя, как подростки и сорванцы поменьше гуляли и игрались в переулках.