Сиди-Брахим улыбается. Си-Мохамед-Ларедж наклоняет голову, делаясь непроницаемым.
— А какую награду желаете вы?
— Дай нам двести французских франков, и Господь воздаст тебе за твою доброту.
— Молитесь Пророку, — говорит тогда Сиди-Брахим, — и проклинайте Иблиса, который становится между людьми и сеет между ними ненависть, который заставляет их предпочитать блага этого мира правде и совести! Если так, если ваши услуги должны покупаться столь дорогою ценою, то я предпочту послать на Гир моих рабов.
Долго еще спорят кочевники, но марабу не уступает перед их жадностью. В то время, как первые горячатся и даже возвышают голос, Сиди-Брахим и Си-Мохамед молчат. Они ждут.
Видя, наконец, бесполезность своих усилий, Амбарек и старики говорят с деланными улыбками:
— Сиди-Брахим, ты наш господин, мы не смеем оспаривать твое решение, потому что все, что ты делаешь, хорошо. Оставайся с миром и моли за нас Бога, Его Пророка — да будет ему молитва и покой! — и Сиди-М’хамеда-Бен-Бу-Циана, ибо завтра с зарею мы, конечно, отправимся на Гир.
— Идите с миром, дети мои. Да сохранит вас Господь и направит по истинному пути.
Шейхи встают, бренча орудием, и еще раз с сожалением взглядывают на соблазнительные дуро, которые Си-Мохамед-Ларедж со звоном сыплет обратно в мешок.
НЕГРИТЕНОК
С некоторого времени мне прислуживает негритенок Месауд. Ему четырнадцать лет. Большой для своего возраста, он носит белую рубашку с шерстяным поясом, а на выбритой голове пучок курчавых волос — двойной знак несовершеннолетия и рабства. Свешиваясь над правым ухом, это странное украшение придает подвижной и хитрой физиономии негритенка нечто комическое и обезьянье. За неимением кольца, Месауд в проколотую мочку уха продел свернутую синюю бумагу.
Ловкий, как кошка, вороватый, лгун и болтливый, как все негры, — он представляет собою тип плутоватого маленького раба.
Когда я посылаю его купить мне табаку у еврея, Месауд мчится во весь дух, но, возвращаясь, обманывает меня на сдаче. Он видит, что я ничего не понимаю в монетной системе Марокко, и пользуется моим невежеством.
Когда я упрекаю его за мошенничество, он делает печальную физиономию, клянется, а затем начинает громко смеяться, как будто бы мои упреки казались ему очень смешными.
За чашку мятного чая он сделает все, что угодно. В то же время, он ленив до невероятия и, когда не хочет, то делает вид, что не слышит приказаний. Он в лицо насмехается над взрослыми рабами и безнаказанно язвит всех.
Ба-Махмаду, ключарь, смотрит на Месауда с ужасом:
— Это чума, дитя греха, несчастье!
Он делает сердитые глаза, чтобы напугать Месауда, но тот смеется и убегает.
Когда негритенок хочет получить что-нибудь, он становится покорным, ласковым, пускает даже в ход грацию, жеманство и надоедает своею предупредительностью. Но все это прекращается в один миг, раз он получает желаемое. Лакомка и обжора, он лижет блюда и целый день грызет ворованный сахар.
Месауд не любит никого, даже своего отца, работающего в садах Сиди-Брахима. Когда старик отваживается иногда прийти во двор, Месауд гонит его вон с тем презрением, которое выказывает обыкновенно хорошо поставленный в доме слуга к крестьянину.
На все мои упреки по этому поводу маленький бездельник отвечает с гримасою:
— Он грязный! Он пахнет навозом! Он вшивый!
Со всеми марабу Месауд почтителен лишь настолько, чтобы не получить по затылку. На их брань он показывает им за спиною язык.
Маленькое животное, полное грации и порока, демон семьи, ненавидимый чужими, этот негритенок объяснил мне многое в белых детях.
АРАБСКАЯ ТЕОКРАТИЯ
Вековое влияние арабских марабу внесло глубокую перемену в учреждения и нравы жителей Кенадзы.
У всех остальных берберов верховная власть в каждом племени принадлежит «джемаа», т. е. собранию представителей отдельных родов. Это собрание решает все вопросы политического и административного характера. Оно избирает главу племени, и до тех пор, пока последний остается у власти, все племя подчиняется ему беспрекословно, но в своих действиях он обязан отчетом пред джемаа.
Берберские собрания обыкновенно весьма шумны. Страсти на них разыгрываются иногда до кровопролития, и тем не менее берберы сильно дорожат своим выборным началом.
В Кенадзе теократический дух арабов восторжествовал над республиканским духом берберов.
Единственным наследственным владетелем ксара является вдесь глава зауйи. В случае войны он назначает предводителей. Он разбирает уголовные дела и является высшею инстанцией при решении дел гражданских, подлежащих ведению кади.