Игорь кивнул на свои ладони:
– Ложь пока перевешивает, гражданка Пиднель. И знаете Вы про причины убийства вашего отца куда больше, чем говорите.
Роксана встала из-за стола и резко задвинула стул.
– Разве? Тогда почему вы не посадите меня рядом со Жнецом? А? Или не допросите меня с пристрастием? Вы бы, наверное, с удовольствием применили болевое воздействие. Вы только об этом и мечтаете.
Роксана выставила ногу вперед, словно обозначив наступление, и, понизив голос, размеренно произнесла:
– Вы… Следователь, старший лейтенант! Ты думаешь, я тебя не помню?! Ты тот самый гаденыш, который посадил Мишу. Он, оказывается, внимательно следил! Кто бы сомневался. Только не получается у тебя со мной. И не получится. А Жнец сидит у вас по делу. И будет сидеть.
Она резко развернулась и быстро скрылась в дверях.
Досадуя о том, как неудачно для него, да и для дела, сложился этот разговор, Игорь все же решил, что надо поторопить экспертизу с разбором тетрадок Мнвинду: вполне может быть, тут замешан имущественный вопрос.
«А она, конечно, сука конченая, – вспомнил Игорь злой выговор Роксаны, – держаться бы тебе от нее подальше, Миша! Надо было ему вляпаться с такой бабой. И ведь наверняка думает, что его баянистка – сама чистота». Игорь выглянул в окно на тротуарную парковку и увидел, как Роксана села за руль розового купе с открытым верхом и резко тронула машину с места, подняв пыль.
Игорь Гарпунов.
Демонстрация на улице особняков.
В заявлении потерпевшей указывалось, что Жнец изнасиловал ее именно в этом доме, на улице Парк Лес (бывшая Факельная), где стояли вновь отстроенные скромные, но добротные дома. Однотипные невысокие заборы, отчетливая нумерация указывали на то, что хозяева не стремились скрывать свою «прайвеси». В довольно ранний час, когда Гарпунов подъехал к 16 дому, у его ворот стоял только один автомобиль – старый «гольф» ярко-голубого цвета.
Гарпунов, обойдя дом со всех сторон, понял, что писавшая заявление, конечно, бывала в нем.
Он оглядывал газон, где происходила «первоначальная попытка овладения мной», – трудно представить, что кто-то, даже пьяный и сжираемый страстью, даже глубокой ночью, но при ясном фонаре станет «овладевать» сопротивляющейся женщиной прямо здесь.
Когда он садился в машину, со стороны дома, утирая лицо полотенцем, появился тщедушный седой человек, одетый в тренировочный костюм, прошел мимо него к старенькому голубому «фольксвагену» и открыл крышку багажника.
Гарпунов прикрыл дверь машины и подошел к человеку, к тому времени разжегшему в багажнике спиртовку и греющему на ней кофейник.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, – пожилой не выказывал беспокойства.
– Я знаю, что дом этот опечатан, а вы как-то расхаживаете.
– Я в дом не заходил, – заметил мужчина, доставая из тряпичного мешка хлеб и сыр, – там, сзади, есть кран для поливок и на пожарный случай, я там воду беру. А также туалет для приходящих рабочих.
– А вообще вы что здесь делаете?
– Живу здесь. А вы, наверное, из полиции?
– В точку!
– Ну-ну.
– Нет, мне интересно, где живете?
– В машине, у ворот господина архитектора.
– Ничего не понимаю.
– А ваши одно время интересовались. Полиция. Приезжали, пытались выкурить. Господину Жнецу не нравилось видеть меня каждый день. А ничего не сдела-а-аешь, приходится. Все по закону. Стоянка разрешена. Хотели знак поставить. А я в переулке ставить буду. Да и им самим невыгодно: тут, бывает, мно-о-ого важных машин останавливается. К нему же приезжают.
– А почему бы вам дома не жить, к примеру?
– Нет у меня его. Милостью господина архитектора. Жнеца.
– Что ж, он вас, как лиса зайца, выгнал?
– Нет, все сейчас сложнее и проще. – Мужчина со сноровкой сварил кофе, намазал хлеб маслом слоем, подразумевающим большое здоровье, откусил край булки. – Он председатель экспертного совета по историко-архитектурному наследию в нашей мэрии. Знаете, что это такое?
– Нет, понятия не имею.
– Вот они выносят заключение: дом, подлежащий сносу, имеет какую-нибудь историческую ценность или какую-нибудь другую – или нет. Я жил в доме на улице Караваевской, туда, ближе к лугам. И там начали строить поселок особняков вроде этого. Как будто каким-то калечным военнослужащим, не знаю. Мой дом – под снос, там еще, конечно, подпало восемь других. Ну, частный сектор.
– Так что, квартиры не дали или там в очередь не поставили?
– А на кой мне квартира? Мне ее не надо. В этом доме, я точно знаю, жил еще мой прадед, была у него первая конфекционная лавка в городе. И он в этом доме рожден был, его матушка, то есть моя прапрабабка, тоже, написано, там родилась. Знаете, что такое конфекция?