Посещения и игры на свежем воздухе, на собачьей площадке, как попросту именовали большой сквер рядом с ритиным домом, кончились однажды. Рита, уже позволявшая Игорю обнимать себя, касаться губами ее губ, держать свою руку в его руке, однажды показала ему старинную толстую книгу, которую достала, поднявшись на стул, с книжного ящика под самым потолком.
Это была библия, но какая! Полная картинок-вклеек с часто встречающимся изображением обнаженных мужчин и женщин в самых разных фазах движения, полных страстей.
– Это Гюстав Доре, – сказала Рита, открывая книгу и при этом покраснев. – Смешно, Игорь, но мне в детстве казалось, что это неприличные картинки.
– А вот это кто? – спросил Игорь, указывая на иллюстрацию с заголяющейся дамой, готовящейся к купанию, за которой наблюдали какие-то бородатые дяди в кафтанах.
– Это Сусанна. А это – старцы, – объяснила Рита.
– А чего они делают?
– Смотрят.
– Почему?
– Потому что нравится. Потому что они мужчины, а она девушка. Да ну тебя, – Рита захлопнула книгу и полезла на стул, прятать ее. Игорь подошел к ней и, поддерживая на шатком стуле, обнял за ноги. Рита не сопротивлялась, как будто даже дольше, чем было нужно, задержавшись наверху.
В этот момент открылась дверь, и в комнату вошел мужчина, высокий, как успел заметить Игорь, сухопарый, с прической «бобриком» и бакенбардами, одетый в желтую клетчатую куртку с белым шарфом поверх нее.
– Папа! – с испугом вскрикнула Рита, отпрянув от рук Игоря и в то же время ступив на пол со стула. Папа шагнул ей навстречу и без слов залепил пощечину. Рита даже не вздрогнула в ответ. А Игорь, непроизвольно дернувшийся к Ритиному папе, сказал:
– Да что вы делаете, она же девушка! Мы же за книгами… Она же…
На что папа вышел в коридор, видный через комнату, и, распахнув входную дверь, сказал:
– Вон, паршивец! Чтобы я тебя около моей дочери не видел.
Игорь посмотрел на Риту, она, краснея одной щекой, еле заметно кивнула. Игорь долго шнуровал ботинки, будто ждал какого-то другого сигнала от Риты.
– Тебе шесть часов читать псалмы, паршивка. Где другие паршивцы? – папа говорил на хорошем русском, если не считать какого-то странного «ш», будто бы среднего между «ш» и «ф», что смягчало его грозный тон.
– Они во дворе.
– Позови их. Нечего им делать в этом паршивом месте! – Отец явно был настроен к внешним объектам с критичных позиций.
– Я могу позвать, – предложил Игорь.
– Ты еще здесь? Убирайся!
Игорь увидел, что он зол по-настоящему – даже выставил вперед сжатые кулаки.
Выйдя из подъезда, Игорь подзывающее махнул рукой Каспару и Агате, которые в стороне от основной группы детей, метавшихся вокруг ободранной деревянной горки, обрабатывали шкуркой все те же деревянные скамеечки. Они быстро подбежали к подъезду.
– Вас папа зовет.
Оба втянули головы в плечи и быстро засеменили к дверям в квартиру. Агата обернулась и шепнула Игорю:
– Приходи на собачью площадку, ладно?
Игорь кивнул.
– Завтра приходи, – прошептала Агата, но Каспар дернул ее за руку, и они скрылись за дверью.
Риты не было у их английского репетитора – Нины Львовны – ни на следующий день, ни через два дня, на следующем занятии. Нина Львовна забеспокоилась:
– Сходи к Рите, Игорь, узнай, в чем там дело. Она, конечно, и так знает этот Perfect Voice как «Отче наш», но что-то мне за нее неспокойно.
«Знала бы она, что в точку попала, – с тоской подумал Игорь. – Мало человеку каких-то жизненных несвобод, например бедности, так надо придумать себе еще и кабалу небесную».
– Сходишь?
Он и так ходил каждый день, но на собачьей площадке никто из детей Бринскусов не появлялся.
Игорь мотался по скверу и утром и вечером, загребая ногами палые листья скверных тополей – хотя стоял июль, деревья росли здесь больные, сбрасывали листву рано. Оказалось вдруг, что жизнь его за какой-то месяц организовалась вокруг Риты и без нее ощущалась как пустая.
Он не выдержал и позвонил Сергею Сергеевичу.
– Сергей Сергеевич, мне ваша помощь нужна.
– Я зайду вечерком, в полшестого давай.
И снова этот неприметный, сутулый, как будто даже нездоровый человек продемонстрировал свое скрытое могущество.
Он выслушал Игоря, не поднимая на него глаз, проверяя горячую интонацию на слух.
– Вот вера, Игорь, обычная человеческая вера. Вроде бы сильная штука. Но она же и слабость, понимаешь? Излишняя сила – всегда слабость. Уверен, что этот Ритин папаша человек неплохой, уж во всяком случае в СС не служил, потому что семья сюда была сослана еще в сороковом. Но перебирает с верой.
Папа, прислуживавший Сергею Сергеевичу за чаем с подобострастием ординарца, наклонился к гостю, ища его глаза.