– Хорошо, что ты поспешил – он бы тебе на хер железным ботинком ноги обломал. Сечешь подошвы?
Михаил увидел поджатые ноги смуглого тирана, обутые в поблескивающие металлическими подошвами массивные башмаки.
Следующим роковым шагом Чужара в первый же день после выписки из лазарета была попытка сварить Михаила в кипятке во время помывки в душе. Он решил отключить трубу, подававшую холодную воду в кабины, где оставался один Пиднель, а для того подпереть дверь в узкую душевую кабину снаружи.
Но вентиль, который перекрывал Чужар, оказался таким ветхим, что рассыпался от малого усилия, и мощнейшая струя холодной воды как из брандспойта в мгновение залила маленькую камеру технического узла, где находился Чужар. Дверь, открывавшаяся вовнутрь, образовала стенку кессона, в котором вода быстро достигла потолка. Чужар, не успевший добраться до двери, был притиснут к потолку и, судя по прерывистым крикам, начал захлебываться.
Пиднель, поначалу выскочивший из душевой не как, а ошпаренный, услышал в раздевалке доносящийся из смежной комнаты захлебывающийся крик. Вместе с пацанами из их отряда, уже одетыми, он навалился на дверь вентильной камеры. Не с первой попытки, а приложив в качестве снаряда лавку, они проломили дверь. Вода, хлынувшая в пролом, опрокинула их, но спасла жизнь нахлебавшемуся Чужару. Какое-то время Чужар лежал в знакомой всем позе: на спине с закрытыми глазами, но означала она что-то другое.
– Чего стоите? – спросил Михаил, уже продрогший на сквозняке зимней раздевалки. – Посмотрите хоть – дышит он? Ну, Горыныч, – крикнул он ближнему подручному Чужара, вообще не участвовавшему в проломе двери и потому оставшемуся в сухой одежде.
– А хули ему будет, – спокойно ответил Горыныч и зевнул.
То, что в пирамиде подчинений, существовавшей до появления в колонии этого Пендаля, что-то сломалось, в этот момент поняли все оказавшиеся здесь пацаны.
И хотя заклятые враги Чужара, кумовья-воспитатели, и тут оказались ему подмогой, скоро и они поняли: Чужара можно спасать от этого Пендаля и дальше, но надо ли? И потом – а с ними самими, а со всяким другим, кто нарывается на благообразного Пендаля, как быть? Готовиться к несчастным случаям, неожиданным травмам, а то, не приведи бог, к внезапной смерти? И как воспитывать, если не нарываться?
Короче, последний месяц до своего совершеннолетия Михаил провел в ежедневных свиданиях с Роксаной и родителями, сидении в библиотеке, лыжных прогулках, играх в спортзале.
Освобожденный от работы (а колония дружно собирала электрические выключатели) и даже от нежелательных контактов – Чужара за аварию в вентильной отправили в изолятор, – Михаил слишком расслабился и пришел во взрослую зону в благостном настроении.
В день прибытия во взрослую зону, когда Михаила отвели к его койке, к нему подошел седой мужчина представительного вида в очках и произнес:
– Я Соловьев, погоняло Композитор, хотел сообщить, что сегодня день рождения нашего старшего – Короче его величают, предлагается сдать по пятихатке.
– Откуда у меня деньги? – спросил Михаил.
– Можно потом отдать. За вас я рассчитаюсь или вот он, – Композитор показал на сидящего на ближайшей койке в задумчивой позе парня в боксерской майке.
– Сталин, одолжишь пацану?
Боксер кивнул.
– Да я его ни разу не видел, вашего именинника.
– Ты что, сука, поздравить старшего не хочешь?
– Хочу.
– Плати.
– Я предлагаю к столу именинника то, что со мной есть, – Михаил распахнул свой сидор, который передали через купленного охранника родители, – он и сам видел содержимое первый раз. Сухое молоко, сгущенка, галеты, тушенка, растворимый чай.
Композитор вывалил содержимое мешка на кровать. Выловил консервные банки, раздавил пакет с сухим молоком, взял порошок на палец, лизнул, сплюнул.
– Сигареты?
– Не курю.
– Кто тебя спрашивал? – взвизгнул Композитор. – Я спрашиваю сигареты! Ко вторнику готовь сигареты «Бонд», два блока.
Композитор, ловко управляясь со стопкой банок, пошел по проходу между кроватями, к дальнему углу спального барака. Очень длинного, так что не видно было, кому и что он там понес.
Оставшееся печенье пригодилось тем же днем, точнее ночью: Михаил его сгрыз с удовольствием, потому что в плошке с супом, поданным на ужин, обнаружил целую горсть шурупов, к тому же в обильной смазке.
Он аккуратно выловил шурупы и сложил их в карман робы, плошку от себя отодвинул.
– Без шурупов пустоват, навару мало, – объяснил Михаил соседям по столу, с вопросом в глазах наблюдавшими за его едой.
Ответы начались на следующее утро.
Еще до рассвета было слышно, как в дальнем углу, куда накануне унес добычу седой Соловьев, он же Композитор, тяжело упал какой-то человек. Потом раздался крик.