Тишина звенела.
- Долгое время господин Арэта выхаживал меня, изыскивая все новые средства, храня верность нашему роду. Не знаю, чего ему это стоило. Но я жив, как все видят. Вот только...
Дальнейшее господину Ито произнести было труднее всего.
- Вот только, когда пришло время продолжить род, выяснилось, что мои раны не дают мне этого сделать. Я был жив, но господин Арэта не имел возможности исполнить клятву. И тогда он...
Тетушка Джина стояла в толпе, зажимая ладонями рот. На глаза ее навернулись слезы.
- Тогда он нашел новое средство. Он разрушил погребение моего брата...
Лица воинов сравнялись белизной с лицами женщин.
- Он взял его кости и мою кровь. Он создал призрак-юрэй в ощутимом человеческом теле. Я встретился с ним, чтобы он обрел мой облик. Я заплатил за это своим здоровьем. Господин Арэта не говорил мне, чем заплатил он.
Никто не дышал.
- Средство оказалось верным. Моя дочь...
Откуда-то со стороны донесся слабый крик.
- Моя дочь родилась обычным человеческим ребенком. Но чтобы продолжить род, мне нужен был сын.
Господин Ито устало провел рукой по лицу.
- Мой брат погиб. Он был достоин своего имени. Недостойный - я.
Не дожидаясь ответа, он повернулся и пошел вглубь дома, где дожидались его расстеленные на полу белые смертные одежды.
Господин Арэта торопился из последних сил. Тропа была мокрой и скользкой, он уже успел изваляться в грязи и разодрать хакама о колючие ветви, но сейчас это было неважно. Все было неважно, кроме одного: добраться до хижины, где лежат непогребенные кости, успеть совершить над ними обряд. Собственная судьба - ничто по сравнению с этим.
Ухватившись для опоры за мокрую лиану, он обогнул скалу в самом узком месте тропы - и вновь, как в дурном сне, нога соскользнула и поехала, тонкий побег оборвался, он рухнул на сыпучий щебень, тщетно нащупывая тот каменный выступ, что помог ему в прошлый раз - но нет, его не было, и он, уже ощущая ногами пустоту обрыва и прощаясь с жизнью, вдруг почувствовал, что руку его перехватила чужая жесткая рука.
Обессиленно расслабившись, он поднял благодарный взгляд.
Белое лицо с черными провалами глаз наклонилось к нему низко-низко, почти вплотную. И не ушами, но мозгом, внутренностями, всем телом он ощутил не произнесенное вслух последнее, бесповоротное, исполненное темного ужаса слово:
- Плати.
И господин Арэта заплатил.
* * *
Жизнь продолжалась.
Тетушка Джина спускалась за водой к реке.
В обезглавленном поместье оставались люди, людьми надо было распорядиться, дать им покой, пристанище, управу, дать им понять, как жить дальше. Но для начала их надо было накормить. Хорошо хоть припасов хватало вдоволь.
Тетушка Джина наклонилась с берега, зачерпывая воду деревянным ведром. Волна колыхнула лилейные заросли, широкие листья разошлись, и в просвете под водной гладью показалось белое лицо.
Всмотревшись, тетушка Джина ахнула, попятилась и бросилась бежать, оставив ведро. Она бежала, подвывая на ходу от страха. Сколько бы ни стряслось бед в этот несчастный день, последняя капля воистину переполнила чашу. И даже не то перепугало бедную женщину, что она узнала лицо утонувшей госпожи Шизуки.
А то, что это лицо ей улыбнулось.
Вода уносила госпожу Шизуку прочь от берега. Вода смывала ее старческий облик, растворяла морщины, тщательно наведенные рисовым крахмалом, постепенно счищала с темных волос седину. О да, ее седина была непрочной. Это волосы госпожи Минами навек останутся седыми. Это госпожа Минами утром задушила свою маленькую дочку, а затем и сама отправилась вслед за ней по дороге тени. А госпожа Шизука уплывала по другой дороге, и тень ждала ее еще не скоро, хотя кто знает...
Имя ее растворялось вместе с сединой. Она плыла среди лилий, Юри-лилия, лучшая куноити господина Такэды, Князя Четырех Алмазов. Когда-то она могла одним движением веера, одним взмахом ресниц лишить воли любого мужчину - и женщину, если потребуется. Но потом оставила это искусство более молодым, а сама поднялась до вершин иного искусства. Она сама могла стать любой женщиной - и мужчиной, если потребуется.
Кем она станет теперь? Нищей побирушкой? Буддийской монахиней? Молодым воином?
Кто попадется к своему несчастью на ее пути, как попался мальчик Ичиро, у которого она вызнала все необходимое, прежде чем явиться в поместье? Как попался душевнобольной бродяга, которым она отвлекла от себя подозрения? Неважно. Все люди - материал для работы. Вся работа - материал для совершенствования в своем искусстве.
Знающие называли ее хитрой, как лиса. Она, как лиса, умела заметать хвостом следы. Порой она и впрямь чувствовала себя лисой среди глупых кур. Одно лишь беспокоило ее - приходило временами подозрение, что чувство ее не обманывает.
Что хвост уже настоящий.