Её стиль письма лишь слегка отличался от знакомого Ёко Японского. Даже китайские иероглифы выглядели приблизительно так же.
— Это кандзи[2], верно?
— Если ты имеешь в виду то, что я написала, то это именно они. Сколько тебе лет?
— Мне шестнадцать. Какие кандзи составляют слово Къйокай?
— Это Море (Кай) Пустоты (Къйо). Чем ты занимаешься?
— Я школьница.
Пожилая дама помедлила, услышав ответ Ёко.
— Что же, ты умеешь говорить, и ты обучена грамоте. Итак, кроме этого странного меча, что еще у тебя есть с собой?
Ёко опорожнила карманы: носовой платок, расческа, ручное зеркальце, записная книжка и сломанные часы. Вот и всё. После беглого осмотра, пожилая женщина спросила что это и для чего оно предназначено. Она покачала головой, снова вздохнула и убрала все вещи в карманы своего платья.
— Э-э… Что со мной будет дальше?
— Ну, это уже будут решать вышестоящие органы.
— Я что-то натворила?
Они явно обращались с ней, как с преступницей, подумала Ёко. Но пожилая дама покачала головой.
— Вовсе нет. Просто все кайкъяку должны предстать перед правителем. Таковы правила. Не нужно сразу делать поспешные выводы.
— Кайкъяку?
— Это означает гости (къяку) из-за моря (кай). Говорят, они приходят с Востока за Къйокай. Говорят, на восточном краю Къйокай находится страна Япония. Никто никогда её на самом деле не видел, но это, должно быть, правда, раз столько людей оттуда оказываются здесь.
Пожилая женщина взглянула на Ёко.
— Иногда этих людей из Японии уносит шоку и их приносит к нашим берегам. Как и тебя. Это и есть кайкъяку.
— Шоку?
— Это слово пишется так же, как и «затмение». Это буря, сильный шторм, но не обычный шторм. Он налетает в мгновение ока и тут же проходит. После этого, обычно, и появляются кайкъяку.
С натянутым смехом она тут же добавила:
— Большинство из них погибает. А те, кто еще живы, долго не протягивают. Но мы всё равно отсылаем их к правителю. Там очень много умных людей, которые сообразят, что с тобой делать.
— Сделать что?
— Что, ты спрашиваешь? Если честно, не знаю. Последний раз, когда живой кайкъяку был выброшен на берег в этих местах, это случилось еще в дни моей бабушки и говорят, что он умер еще до того, как его успели отослать к правителю. Тебе очень повезло, девочка, что ты смогла добраться сюда, не утонув по дороге.
— Но…
— Что, детка?
— Но где я?
— В провинции Юн, я же тебе сказала. Здесь. — Пожилая женщина указала на список названий местности, которые написала на листе.
— Я не это имею в виду!
Повернувшись, она умоляюще обратилась к пожилой даме, которая смотрела на неё, широко раскрыв глаза.
— Я ничего не знаю об этом Къйокай. Я не знаю, что это за Царство Ко. Я ничего не знаю об этом мире. Что происходит?
Пожилая женщина только тяжело вздохнула в ответ.
— Скажите, как я могу вернуться домой.
— Не можешь.
Ёко только всплеснула руками от такого резкого ответа.
— Не могу?
— Ни один человек не может пересечь Къйокай. Как бы они не попали сюда, назад дороги нет.
Это объяснение нисколько её не удовлетворило.
— Нет дороги назад? — Это же просто глупо.
— Это невозможно.
— Но… Я… — Слёзы навернулись на её глаза. — Но как же мои мама и папа? Я не вернулась домой вчера вечером. Сегодня я пропустила школу. Мне нужно ходить в школу. Все будут беспокоиться.
Это был неуклюжий момент. Пожилая дама отвела взгляд в сторону. Она встала и начала собирать вещи со стола, сказав:
— Тебе, наверное, будет лучше принимать вещи такими, какие они есть.
— Но я вовсе не хотела попасть сюда! У меня и в мыслях этого не было!
— Все кайкъяку так говорят.
— Вся моя жизнь осталась там. У меня ничего с собой нет. Почему я не могу вернуться домой? Я…
Слова застряли в горле. Она разразилась громкими всхлипами. Пожилая дама больше не обращала на неё внимания. Она унесла обратно всё, что принесла ранее, включая светильник, оставив Ёко одну в непроницаемо тёмной камере. Звук задвигающихся запоров отозвался эхом в темноте.
— Я хочу домой! — закричала Ёко.
Но всё это было просто невыносимо. Она свернулась калачиком на постели и заплакала. В конце концов, она довела себя рыданиями до изнеможения.
И проспала без всяких снов.
— Вставай!
Ёко разбудили ото сна. Её веки отяжелели от слёз. Яркий солнечный свет обжигал ей глаза. Она была измучена от усталости и голода, но есть ей, по-прежнему, не хотелось.
Мужчины подняли её и связали — не слишком крепко — длинной веревкой и вывели наружу. Когда они вышли из здания, на площади их ожидала повозка, запряженная парой лошадей.