Кристина аккуратно завернула сверток и, поправив невзрачную юбку платья, стала одеваться.
– Кристина, я хочу сказать, что если тебе обязательно нужно ходить и работать в этом ужасном месте, то это твое дело, но почему необходимо одевать такую поношенную одежду? Не понимаю.
– Дешевую одежду я ношу потому, что так там одеваются все, и я решила, что мне совсем не следует подчеркивать то, что я могу тратить на одежду намного больше, чем другие.
– Но пойми, это неправильно! Если ты будешь одеваться в клинику ярко и привлекательно, то это будет поднимать настроение всем, кто тебя будет видеть. Люди, встречающиеся тебе, будут думать, что однажды и на них окажется такая же одежда.
– Ты так считаешь?
– Конечно, я просто уверена, что я права.
– Может быть… Я подумаю, Маргарет. Сейчас у меня уже не осталось времени, чтобы переодеться, иначе я опоздаю. Ты ведь побудешь у нас недельку-другую, и мы сможем с тобой обо всем поболтать, вместе походить по магазинам. Хорошо?!
– Хорошо, Крис. Я буду рада погостить здесь. Собираясь в клинику, Кристина последовала совету сестры. Она не стала надевать старое темно-коричневое пальто, а вместо него облачилась в беличий полушубок, который в прошлом году подарил ей отец на рождество, надела подходящую к нему модную шляпку. Странно, думала Кристина по дороге в клинику, как хорошо они с Маргарет ладят теперь, когда встречаются не так уж часто и когда сестра не бывает постоянно с нею рядом, точно реальный укор.
Все утро в клинике Кристина занималась сортировкой поношенной, присланной одежды. Ей помогала Дебора, младшая из двух сестер, которая, в отличие от чопорной Берты, могла иногда посмеяться над шуткой и вообще немного повеселиться. Некоторые из богатых людей Лондона имели привычку ради успокоения своей совести присылать в клинику лакеев с огромными тюками одежды, и Кристина от души смеялась над некоторыми, совсем неподходящими туалетами. Среди теплых зимних кофточек и юбок попадались бальные платья из тафты, ночные атласные, с серебряной вышивкой, рубашки и утренние халаты с кружевными рюшами, бантиками и ленточками.
– Ну что мы будем делать вот с этим? – спросила Кристина, доставая изящную ночную сорочку с ручной вышивкой, отделанную шитьем, предназначенную, казалось, только для первой брачной ночи. – Даже моя мама, которая любит красивую одежду, была бы поражена очарованием этой сорочки.
Дебора смотрела на сорочку с чувством, очень близким к зависти, думая о своих собственных фланелевых рубашках с длинными рукавами и застежками до самого подбородка.
– И все-таки она хорошенькая, правда? – вымолвила Дебора, представляя, как бы это все было, если бы она в такой сорочке вошла в комнату к мужу. Потом она быстро добавила:
– Но эта экстравагантность почти греховная какая-то. Кристина, отбрось это к другим нелепым вещам. Старьевщик с удовольствием купит у нас их, а на эти деньги мы приобретем подходящее шерстяное белье. Затем девушки быстро перекусили бутербродами с сыром и выпили по чашке кофе. Кристина пошла в операционную к доктору Декстеру. Она первым делом поинтересовалась здоровьем Дикки.
– Кто такой? – отвлеченно переспросил Декстер. – А-а, вы имеете в виду мальчика с обожженной рукой? На молодых все быстро заживает. Его приводила мать, и должен вам заметить, она меня обеспокоила немного больше. Худая, как щепка, а кашляет так, что будто вот-вот разорвутся легкие. Я еще дал ей лекарство, чтобы она сама подлечилась, и направление на обследование, но, естественно, она никуда не пойдет. Эти молодые женщины вообще не беспокоятся о своем здоровье. Они уверены, что болезнь пройдет сама собой. А потом когда-нибудь наступит день, когда им уже ничем нельзя помочь.
Кристина задумалась о том, что же будет с мальчиком, если все так, как говорит доктор. Маленького Дикки ждет либо приют, либо бездумное скитание по улицам в поисках еды, чтобы не умереть с голоду.
День уже клонился к концу, а Дэниел все не приходил. Смешно было надеяться, что он появится, и все-таки Кристина почему-то была уверена, что сегодня они обязательно увидятся. Сердясь на саму себя, на нахлынувшее на нее разочарование, она трудилась еще упорнее, чем когда-либо раньше. Кристина решила задержаться в клинике еще на какое-то время, отказавшись даже от любезного предложения доктора Декстера подвезти ее, как обычно, до дома.
– Не нужно так изводить себя, дорогая, – полушутя сказал доктор. – Лучше поедемте домой.
– Спасибо, доктор. Но я хочу все подготовить для следующего приема больных, привести в порядок. Разве это неправильно? К тому же я бываю в клинике всего один день в неделю, и мне хочется сделать побольше.
Когда, наконец, вся работа по наведению порядка была сделана, Кристина, держа пакет, предназначенный для Дикки, укутавшись поплотнее в свой беличий полушубок, вышла на темную улицу.
Было холодно, почти морозно, и колючий ветер гнал и крутил по улице кем-то брошенную газету.
Кристина повернула за угол клиники, там обычно можно было найти кеб, и неожиданно наткнулась на стоявшего Дэниела Хантера.
Он давно пришел к клинике и остался стоять на улице, не решаясь зайти. Он видел, как уехал доктор Декстер, знал, что Кристина осталась одна в клинике, нетерпеливо ждал ее появления и ходил туда-сюда по улице. Увидев, что она наконец вышла, он намеренно направился ей навстречу. Тусклый свет фонаря освещал милое личико, выглядывающее из роскошного меха. Какой-то момент они оба, так мечтавшие об этой встрече, не отрываясь смотрели друг на друга, потом Кристина сделала шаг в сторону, будто собиралась обойти Дэниела. Но он крепко взял ее за руку:
– Мисс Уориндер, вы узнали что-нибудь о Дикки?
– О, да. Я рада, что он так быстро поправляется. Я принесла для него небольшой подарок. Вы передадите ему?
И она протянула аккуратный сверток. Но Дэниел даже не обратил на это внимания.
– Вы мне не говорили, что ваш отец баллотируется на предстоящих выборах в парламент, – нервно сказал Дэниел.
– А почему я должна была это вам говорить?
– Насколько я понимаю, вы именно поэтому здесь работаете, чтобы ваш отец мог потом сказать: «Моя дочь – почти одна из вас, она знает ваши проблемы, она работает в вашей клинике». – Он зло продолжал, – знатная дама дружит с бедняками, которые будут готовы поддержать его, когда он придет навестить этих несчастных, интересы которых он будет представлять в парламенте. Если, конечно, найдутся дураки, которые отдадут за вашего отца свои голоса…
– Это все несусветная чушь, – тоже разозлившись, ответила Кристина, – мой отец не такой. Он – гордый человек и выступает сам за себя. Он не хотел отпускать меня в клинику. Мне пришлось очень сильно постараться, чтобы убедить его.
Дэниел больно схватил ее за плечо и резко повернул к себе лицом:
– Неужели это правда? Или вы такая же лгунья, как все остальные из вашего круга?
– Я никогда не лгу, и то, что я сказала, – тоже правда. Отпустите меня, вы делаете мне больно.
Дэниел секунду смотрел на девушку, испытывая смешанное чувство гнева и облегчения от непонятной внутренней тяжести. Потом не в состоянии контролировать себя и здраво мыслить, Дэниел прижал Кристину к себе и страстно поцеловал в губы. И все это было сделано так неловко, странно, но с таким искренним чувством, что Кристина онемела. Она не знала, как себя вести. Какое-то короткое мгновение она испытывала приятное наслаждение. Его руки так крепко и чувственно прижимали ее, что в душе у Кристины зажглось что-то новое, никогда ранее не испытываемое чувство. И вдруг она поняла смысл всего происходящего. Она тут же вырвалась из объятий Дэниела, распаляя в себе гнев.