– Какое-то время я тоже так думал, но оказалось, что я ошибался, очень ошибался, – безразлично сказал Дэниел. – Нас разделяет очень многое. Ты стоишь здесь с кольцом от своего жениха и говоришь со мной о дружбе! Ты сказала ему обо мне, и вы вместе посмеялись над бедным дурачком, пытающимся сесть не в свой экипаж, да? Мне не нужно твое покровительство, и я не могу принять твою дружбу, Кристина.
– Почему, Дэниел? – спросила Кристина. – Ведь в эти последние месяцы нам было так хорошо вместе. Неужели для тебя это абсолютно ничего не значит?
– Для меня это значит чертовски много. Это сделало меня слепым, и я не видел правды.
Какую-то минуту он неподвижно смотрел на нее, а потом, взяв за плечи, страстно поцеловал в губы так, что у нее перехватило дыхание.
– Это одна из причин, – тяжело дыша, произнес Дэниел, – а о другой ты скоро узнаешь. А теперь иди и становись женой Гарета. Забудь о простолюдине, когда-то встретившемся на твоем пути!
Он отпустил ее и пошел по улице, слившись с толпой прохожих, возвращающихся с работы, с детьми, весело бегущими из школы, и скоро совсем исчез из виду. А Кристина все стояла, прижимая руки к горящим щекам и дрожа всем телом. Потом очень медленно она пошла в клинику.
– Наконец-то, – сказал Гарет, – а то мы волновались, что тебя долго не было.
– Со мной хотели поговорить, – сказала Кристина.
– А мы уже заканчиваем, – сказал доктор Декстер. – Спасибо Гарету – мы сегодня управились быстрее, чем обычно. Ты можешь заходить в любое время.
– Я запомню. Это было очень поучительно. Когда я вернусь и мы с Кристиной поженимся, я вплотную займусь практикой.
– Твоя жена может возражать, – сухо заметил Декстер.
– Ты не поверишь, Кристина сама предлагала мне попрактиковаться. Не так ли, моя прелесть?
Гарет отвез Кристину домой, но, будучи полностью поглощен своими впечатлениями, он не заметил, как молчаливо вела себя Кристина. Он не остался ужинать с Уориндерами, ссылаясь на то, что рано утром им с дядей нужно отправляться за границу. Когда они прощались, Кристина обняла его за шею.
– Подумай о том, чтобы взять меня с собой в Америку, – настойчиво прошептала она. – Пожалуйста, Гарет.
– Мне действительно очень жаль, Крис, но я не могу. Я бы упаковал тебя в дорожный чемодан, но это невозможно. Ждать не так долго – всего несколько месяцев. Я часто-часто буду писать. Обещаю!
– Ну, конечно, – сказала Кристина. – Все в порядке. Я понимаю. Мы будем друг другу писать.
Бал в честь дня рождения Кристины и Гарри имел и еще одно неожиданное последствие.
Несколько дней спустя Раймонд Дориан и Гарри столкнулись у входа в Королевский театр, но перед обоими захлопнули дверь. Они стали громко возмущаться, но лакей был неумолим.
– Не сейчас, молодые люди, не сейчас, – сказал он. – Мисс Льюис никого не велела впускать, вы же не хотите вызвать ее неудовольствие, не так ли? Они репетируют, и мистер Кин тоже сказал, чтобы им не мешали. А потом они упакуют вещи и отправятся на гастроли по стране аж до самого рождества.
– Черт возьми! – воскликнул Раймонд Дориан, понимая, что весь его неотразимый вид и даже помолвка на богатой невесте не возымели успеха.
Гарри пожал плечами и пошел прочь, но Раймонд остановил его.
– По-моему, ты считаешь, что опередил меня, старик? – сказал он. – Как же тебе удалось ее добиться? Предложил надеть ей на пальчик обручальное колечко?
– Если тебе так необходимо знать, я сделал именно это, но она отказалась, – холодно ответил Гарри.
За последние два года он повзрослел, и теперь его уже не так интересовали забавы бывшего дружка.
– Твердый орешек, верно? Что нужно этой маленькой потаскушке – так это хороший урок: она должна помнить, что она – ничто, и я собираюсь напомнить ей об этом.
– Но вначале ты будешь иметь дело со мной, – зло произнес Гарри.
– А-а, брось, парень, – сказал Раймонд, кладя свою руку на плечо Гарри. – Видишь ли, у тебя нет на нее исключительных прав. Мы с тобой не в первый раз волочимся за одной и той же девчонкой и, как ты помнишь, раньше получали от этого немало удовольствий, что же изменилось?
– Очень многое, – высвобождаясь, ответил Гарри. – И если я правильно понял, ты скоро женишься. А уж, поверь мне, кузина Клара будет держать тебя на коротком поводке.
На какое-то мгновение на лице Дориана промелькнула ужасная гримаса, но потом она исчезла, и он улыбнулся.
– Клара будет знать свое место. Будь я проклят, если не добьюсь этого.
Дориан повернулся и быстро пошел прочь, а Гарри долго смотрел ему вслед. Серьезны ли угрозы Раймонда и какую еще подлость он может совершить по отношению к Кейт? Но потом Гарри подумал, что она будет на гастролях с труппой мистера Кина и никакая опасность ей не грозит.
После бала Гарри увидел Кейт лишь однажды, да и то всего несколько минут. Она торопилась на репетицию. Когда он сказал ей, что едет в Париж, она обрадовалась за него, обещала писать и даже подарила короткий дружеский поцелуй.
Это было не совсем то, чего он хотел и на что надеялся, но в конце концов он через пару недель отправляется в Париж, а она – на гастроли.
К Рождеству, подумал Гарри с характерным для него оптимизмом, отец, может быть, изменит свое решение. И он отправился домой, весело насвистывая вальс.
Глава 3
Дикки забежал в арку какого-то дома, пытаясь спрятаться от дождя и переждать ливень.
– Ты пойдешь с Джеком, парень, он покажет тебе, что к чему, – прорычал ему как-то утром дядя Клем, пока Дикки, дрожа, снимал с себя одежду, постиранную и заштопанную еще его матерью, чтобы он ходил в ней в школу, и натягивал на себя грязные, порванные на коленях штаны и какую-то тряпку вместо рубашки. – Тебе эта одежда больше не понадобится, как и ботинки, – продолжал дядя, – вода только испортит их. Ты уже большой мальчик, поэтому постарайся наполнить эту сумку доверху.
Джеком, тринадцатилетний мальчик, гордящийся своим старшинством, проявил к Дикки грубоватую доброту, объясняя ему, что он должен делать. Надо было искать кусочки угля, старые железки, веревки, кости, старые чайники, консервные банки, если очень повезет, – монеты, вообще все, что падает с проезжающих повозок или выпадает из корзин прохожих. Если попадется, то нужно было собирать дохлых кошек, собак и крыс, отчего у Дикки по коже пробежала дрожь.
Растерянный, все еще объятый горем, Дикки в первые дни почти ничего не приносил. Возвращаясь с пустой сумкой, он получал такую затрещину, что летел через весь двор. Постепенно он научился драться, кусаться и царапаться, когда другие ребята пытались отобрать у него то, что он сам нашел.
Дикки заметил, что тем мальчишкам, которые регулярно приносили что-то с «охоты», дядя давал по несколько пенни, и только он, Дикки, ничего не получал.
– Тебе повезло, – снова и снова говорила тетя, – у тебя есть, что поесть и где поспать.
Дикки слышал это каждый вечер, когда тетя снимала с него во дворе грязную «форму» и надевала не менее грязную одежду: поношенные штаны и рубашку, которые дядя дал ему взамен его одежды, исчезнувшей в его ростовщической квартире.
Потом, если очень повезет, Дикки давали кусок пирога или похлебку, из которой было выловлено все мясо, а иногда, когда тетя была в хорошем настроении, она готовила горячую картошку. Тетя и дядя жили в двухкомнатном домике с пристройкой, в которой дядя Клем держал магазинчик и ломбард. Там же, на старом соломенном матрасе под тонким одеялом спал Дикки.
Больше всего ему не нравился ужасный запах, который сохранялся несмотря на ежедневное мытье в холодной воде. Влезая на следующий день в «рабочую форму», Дикки ощущал, что от одежды нестерпимо несет отвратительным запахом. Он скучал по школе, вспоминал Дэниела, но больше всего ему не хватало матери, так, что каждую ночь, перед тем как заснуть, он долго плакал, уткнувшись в жесткий матрас.