Перед глазами снова встал тот мальчик. Как он там?…
Встав на подножку, Таня неловко забралась на гинекологическое кресло, легла, положив ноги на железные подпорки. Под тонкую ночнушку сразу пробрался холод, зашарил по телу, провел по плечам, груди, животу. Анестезиолог затянул жгут на ее руке и ввел иглу в вену. Яна встала напротив, пожилая медсестра помогала ей надеть стерильные перчатки.
— Не волнуемся и считаем до десяти, с конца! — бодро сказал анестезиолог.
— Десять, — прошептала она. И на счете семь ее сознание нырнуло в глубокий темный водоворот.
Часть 2. Виктория
1
Сжиматься и выталкивать, сжиматься и выталкивать — ее тело сейчас было способно только на это.
— Respire! Respire!* — скомандовал врач, и Наталья послушно вдохнула. Скорее бы это кончилось.
Кардиомонитор прерывисто пищал, острые зубцы на темно-синем экране медленно ползли друг за другом, изгибаясь, как ленивая гусеница. Белый потолок и синие стены, металлический штатив с капельницей по левую руку и светло-зеленая простыня, наброшенная на ее согнутые, воздетые к небу колени — вот все, что она могла видеть сквозь полусомкнутые от слабости веки.
Нижняя часть тела была ватной, неуправляемой, действующей сама по себе. Там, под тонкой плотью надутого, как барабан, живота, вздыбливались и опадали мышцы. Каждая потуга проходила по телу мощной волной, но анестезия приглушала вспышки боли — лишь испарина вновь и вновь выступала на лице и ладонях роженицы, да высохший язык лип к сладковатому нёбу и обметанным, искусанным губам. Сила, вызывавшая потуги, подчинила ее тело особому ритму, но этот танец живота выматывал и почти лишал разума.
Наталья провела рукой по голове: короткие волосы цвета меди были мокрыми от пота. Выступая на лбу, он попадал в глаза — модный татуаж на месте выбритых бровей не останавливал капли. Она вытерла их, щурясь, в глуповатом взгляде блекло-голубых глаз колюче мелькнула злоба, тонкие губы капризно искривились. Медсестра была начеку — тут же подскочила, успокаивающе курлыкая по-французски, прошлась по лбу роженицы ароматизированной салфеткой. Приторная вонь ириса — цветка, который теперь Наталья готова была возненавидеть — на мгновение заглушила запах дезинфицирующих средств.
— Respire! Respire! — снова и снова бубнил доктор.
— Да сколько ж можно! — заорала она в ответ. — Вколите мне уже что-нибудь, и пусть этот ребенок, наконец, вылезет из меня! Plus vite! Plus vite!** Тупые, долбаные негры!
Вокруг нее засуетились, раскатисто мурлыча, успокаивая. Французская речь раньше казалась ей красивой. И года три назад Наталья даже собиралась брать уроки. Сейчас это грассирующее мурлыкание казалось издевательством. Медсестра приблизилась, вновь поднося к ее лицу салфетку с отвратительным цветочным запахом. Наталья гневно ударила женщину по руке:
— Иди ты со своей вонючкой! Ненавижу вас всех!
В глазах медицинской сестры мелькнула обида, но скуластое бронзовое лицо тут же стало бесстрастным.
— C'est pour votre bien***, — сухо проговорила она.
— Бьен, бьен! Достали уже, лягушатники!
Наталья откинула голову на подушку и уставилась в потолок, сжимая кулаки от злости. Все случилось совсем не так, как она задумывала. Роды начались на три недели раньше и застали ее на Сейшелах, хотя билет в Израиль уже лежал в паспорте. Она собиралась рожать в Рамат-Гане, в клинике Хаима Шиба, где наблюдалась всю беременность. Сергей оплатил полный курс родовспоможения еще восемь месяцев назад. Теперь деньги пропадут, да и шут с ними. Это не ее проблемы.
Черт бы побрал Джеймса-Альбера, черного жиголо с его крепким задом и горячими пальцами, между которыми он катал ее соски — осторожно, медленно, как мягкую пряжу… От этой ласки из розовых тугих бутонов выступали горячие капли молока. Он медленно слизывал их, или давал масляно растекаться под подушечками его пальцев, затекать под ладони, омывать ее груди этим густым, липким — а потом он смочил в нем красный страпон и ввел в нее, шепча «Ma Dairy Queen»******* Ощущение сладостной наполненности вытеснило другие чувства, мерные движения почти погрузили ее в транс. Она все еще плыла в нем, когда Джеймс-Альберт медленно вынул страпон и вторгся сам, крепко придавив ее живот, возвышавшийся гладким куполом, увенчанным горошиной пупка. Его движения стали сильнее, дыхание сделалось шумным и резким, он почти зарычал, подходя к финалу — и вдруг резко отстранился, удивленно воскликнув «Merde!»******* И она поняла, что лежит в теплой луже — во́ды отошли. Так некстати.
— Respire! Respire!
Тело снова напряглось, сжимая и выталкивая. Теперь мышцы живота каменели и расслаблялись почти непрерывно. Доктор отдавал сестре короткие приказы, ощупывал живот роженицы. А она сильнее стискивала зубы, выдавливая из себя воздух короткими, сильными толчками. «Это как секс наоборот», — говорила о родах Ольга, подруга Натальи. — «Тоже толчки, но не в тебя — а из тебя. Тоже вся взмокнешь и орать будешь — но от боли, а не от удовольствия». Слава медицине, боли почти не было — впрочем, и удовольствия тоже.
— Encore un peu! Très bon**… — удовлетворенно сказал врач. Наталья ощутила, как чудовищно напрягся низ живота, как почти свело плечи и шею. Окаменевшие мышцы рванули голову вперед, подбородок уперся в грудь, а ребра резко опустились в выдохе — наверное, самом сильном в ее жизни. И тут же что-то исторглось из нее, по уставшему телу разлилась непривычная легкость — а из-за простыни, покрывающей ноги, донесся шлепок и мяукающее хныканье младенца.
— Nathalie, vous avez une belle petite fille*******, — удовлетворенно пробасил врач, поднимая выше красное, зажмурившееся существо, похожее на кабачок из-за облепившей его зеленой пеленки.
Наталья равнодушно глянула на дочь и откинула голову. Ей было все равно, какого цвета глаза у новорожденного существа, на кого оно похоже, прекрасное ли оно, ужасное… Главное — что беременность и роды позади, больше никаких токсикозов, отечных ног и живота, лезущего на нос.
— Телефон, donnez-moi le téléphone! — потребовала она, облизнув пересохшие губы. Голос был хриплым от обезвоживания, казалось, рот набит бумажными салфетками. — О, черт, как будет вода… Дайте мне воды! Eau, eau!*********
Медсестра торопливо выскользнула из родильной палаты и вернулась с мобильником Натальи, держа в другой руке высокий пластиковый стакан с торчащей из него изогнутой трубкой. Осторожно поднесла ее ко рту родильницы, и Наталья присосалась к питью, торопясь и жадничая.
— No-no-no… Trop! Оn ne saurait!********** — испуганно запротестовала медсестра, отводя стакан в сторону. Трубка выскользнула из губ родильницы. Она зло нахмурилась, собираясь закатить скандал. Но сестра быстро сунула ей в руку мобильник и поспешила ретироваться. «Разберусь с ними позже», — мстительно подумала Наталья и откинула крышку телефона. Номер Сергея был забит в экстренные вызовы, и она нажала на единицу. Гудок был прерывистым, в нем слышались шорохи, потрескивание, потом возникла пауза — будто абонент поднял трубку. Она попыталась прислушаться, но другое ухо раздражал скулеж ребенка, и она прижала к голове подушку. Еще два гудка, и трубку, наконец, сняли.
— Наташа, извини, на совещании. Что-то случилось? Ты где? Что там за шум?
Голос Сергея был взволнованным, и вдобавок ко злости она ощутила удовлетворение. Не здороваясь, сказала торжествующе:
— Слышишь? Это орет твоя дочь. Поздравляю, папаша!
И, насладившись паузой, добавила:
— Я выполнила свою часть договора. Теперь ты выполняй свою!
____________________
* Respire! (фр.) — Дыши!
** Plus vite! (фр.) — Поскорее!
*** C'est pour votre bien. (фр.) — Это для вашей пользы.
****Ma Dairy Queen (фр.) — моя молочная королева
*****Merde (фр.) — дерьмо
****** Encore un peu! Très bon… (фр.) — Еще немного! Хорошо…
******* Nathalie, vous avez une belle petite fille! (фр.) — У вас прекрасная девочка!