Психиатр смотрел на нее, кивая, и в глазах его мелькнул нехороший огонек самодовольной уверенности — не зря, мол, приехал, не ошибся адресом. Взгляд стал покровительственным, оттененным легким презрением. Будто с душевной болезнью Таня — человек второго сорта. Даже не человек — субьект для изучения. Ей стало неуютно под этим взглядом, будто ее вытолкнули за черту, за границу полноценности.
— Если приступ случился не впервые, давайте сделаем так: я устрою вас на недельку-другую к себе в стационар, и мы проведем полное обследование, — сказал Игорь Анатольевич, поправляя очки. — А там посмотрим.
«Он предлагает мне лечь в психушку», — с ужасом осознала Татьяна. Она почему-то не ожидала этого. Ей казалось — они просто поговорят, он выслушает, скажет, на что похожа Пандора с профессиональной точки зрения. Может быть, посоветует лекарства… Но упечь ее в психушку?!? После которой может полететь к черту все — работа, здоровье, отношения с близкими?!
— Вы с ума сошли! — гневно выдохнула она. По отношению к психиатру это прозвучало издевательски, и он скривил губу, недовольно прищурился. Бросил свысока:
— Не надо нервничать, Татьяна. Не усугубляйте ситуацию.
Он может госпитализировать ее силой, вдруг поняла она. Психиатрам это позволено. Липкий страх пополз по коже слизняком, уголок рта дернулся, словно его потянули за рыболовный крючок. Таня сцепила пальцы, сжала руки так, будто хотела переплавить их в крепкий, закрывающий от чужих, замок. А психиатр смотрел на нее, изучал, как муху-дрозофилу. И под этим его взглядом Таня вдруг расслабилась, вдохнула полной грудью. В ней поднялась особая сила — крепкая смесь страха, упорства и своенравия — долгие годы помогавшая скрывать от других Пандору и врать в глаза каждому, кто хоть что-то подозревал. Хитрость высунула острую, огненно-рыжую морду, зубасто хохотнула, и азартно ринулась запутывать следы:
— Вы не поняли, — медленно проговорила Татьяна, невесело улыбнувшись и добавив в голос небольшую горчинку, как раз, чтобы показать, что она по-прежнему обеспокоена своим состоянием. — Я и раньше падала в обморок от переутомления. И в институте во время сессий, и когда училась на втором высшем, одновременно работая. Знаете, просто сил на все не хватало, не спала толком, забывала поесть. Вот и сегодня тоже — понервничала на голодный желудок, и, видимо, сахар в крови упал… Вот вам и обморок.
— А приступ?
— Какой приступ? — изогнула бровь Татьяна.
— Инесса Львовна сказала мне, что вы кричали, хлопали дверью, набросились на санитарку, — занервничал психиатр. — Это так?
— Об этом я ничего не помню, — развела руками Таня.
— Но сотрудники и больные сказали, что это так, — Игорь Анатольевич оставался непреклонным. — А если такой приступ закончился обмороком, после которого наступила кратковременная амнезия — ситуативная потеря памяти — обязательно нужно обследоваться! Ведь такие симптомы могут говорить о скрытой эпилепсии!
Татьяна чуть не рассмеялась в голос. «Так вот какова ваша версия! Ну, удачи, Игорь Анатольевич!» — мстительно подумала она.
…Один из приступов случился у нее на втором курсе медицинского, до этого их не было года три. Мать в тот день устроила ей скандал, обвинив в краже денег. Татьяна их не брала, она вообще ни разу в жизни ничего не украла — и оттого материны слова казались во сто крат обиднее. Таня что-то говорила, оправдываясь, но мать орала громче, наскакивала на дочь, как разозлившаяся болонка, а потом вкатила Тане такую пощечину, что у той в глазах потемнело. А когда пелена спала, перед Татьяной прыгала и визжала, задрав к ее горлу негнущиеся пластиковые руки, отвратительная до дурноты кукла. И ледяной ветер, грохоча о пластмассовые стены, оглушительно выл: «Ппан-доо-ораа».
Когда Татьяна пришла в себя, она так и лежала в коридоре — на том самом месте, где стояла, выслушивая материнские оскорбления. Нога и рука затекли, плечо болело — по всем признакам, она пролежала в обмороке не меньше часа. Тяжело поднявшись, Таня попыталась дойти до своей комнаты и увидела мать — та сидела за кухонным столом и спокойно читала дамский журнал, сплевывая кожурки от семечек в бело-рыжую пиалу.
Деньги вместе с кошельком нашлись в тот же день, под разорвавшейся подкладкой материнской сумки.
Но после этого приступа Таня поняла, что Пандора не осталась в прошлом. Что она и дальше будет загаживать её жизнь. Вот тогда Татьяна впервые задумалась — а не лучше ли перевестись в другой вуз? Правильно ли посвящать свою жизнь медицине, зная, что имеешь расстройство психики?
Но медицина была детской мечтой. И Татьяна изо всех сил принялась искать разгадку Пандоры.
Бесконечно штудируя учебник психиатрии, как бы невзначай задавая вопросы преподавателям, наблюдая симптомы МДП и шизофрении «вживую», во время учебной практики, она снискала себе славу въедливой отличницы — но ответа на свой главный вопрос не нашла. По симптоматике и особенностям течения Пандора не подходила ни под одно из известных психиатрических или неврологических заболеваний.
Был момент, когда Татьяна склонялась к диагнозу «эпилепсия». Чувство страха, онемение, зрительные и слуховые галлюцинации — все это было симптомами этого заболевания и признаками Пандоры. Схваченная, пойманная, застигнутая — так переводится «эпилептио» с греческого. А Пандора ловила и хватала Таню, когда хотела.
Раньше Татьяна думала, что приступы эпилепсии — которую раньше метко называли «падучая болезнь» — всегда сопровождаются судорогами, пеной изо рта и прочими устрашающими симптомами. Но оказалось, что встречаются и скрытые формы болезни, а также бессудорожные абсансы-приступы. Но при любой разновидности эпилепсии возникает чрезмерная электрическая активность в определенных зонах мозга. И ее можно увидеть на электроэнцефалографии. Татьяна еще в то время, под предлогом частых головных болей, получила направление на ЭЭГ, а потом прошла еще несколько обследований. Всё чисто.
Но она понимала, почему Игорь Анатольевич заподозрил именно «падучую болезнь». Таня, по сути, выдала сегодня классический приступ: с галлюцинациями, двигательным автоматизмом — ведь, хлопая дверью, она не могла остановиться — обмороком и амнезией. И пусть последней не было, но об этом психиатр не знал. Так что можно спокойно поставить ему «отлично» за знание теории и с легкой душой сдаться на его милость: пусть обследует — все равно ничего не найдет.
— Насколько я знаю, для проведения ЭЭГ и томографии не обязательно ложиться в стационар, — сказала Татьяна. И улыбнулась как можно слаще. — Я от обследования не отказываюсь, понимаю, что вы мне добра желаете. Но давайте проведем его амбулаторно. Или в то время, пока я буду находиться в гинекологическом отделении — мне придется лечь туда сегодня.
— По какой причине? — спросил Игорь Анатольевич.
— У меня замершая беременность. Нужно удалять погибший плод. Я узнала сегодня, и уверена, что именно из-за этого случился обморок, — опустив глаза, ответила Татьяна.
— Сочувствую, — сказал он абсолютно равнодушным голосом. — Хорошо, я согласен. В свете открывшихся фактов действительно нет смысла ложиться ко мне в стационар.
«Поверил!… — думала Татьяна, закрывая за гостем дверь. Но на смену облегчению тут же пришло мучительное чувство страха. — Вот только это временная отсрочка. Пандора вернется, и с этим нужно что-то делать. Когда Яна меня выпишет, я уеду в другой город, или вообще в другую страну — и там пройду обследование анонимно».
9
В комнате дежурантов никого не было. Татьяна закрыла за собой дверь и привалилась к ней спиной — ноги всё еще мелко дрожали от страха, словно по венам ходила ртуть. Только сейчас она поняла, как тяжело далась ей беседа с психиатром. Нужно отдохнуть, пока есть время. Все равно от Янки пока никаких известий, а найденыша еще не привезли с УЗИ и рентгена. Нужно сказать о нем Купченко, пусть позаботится, ведь ее не будет рядом. Надо назначить антибиотики, обработать синяки мазью. Покормить парня, как следует.