Атака армии мусульман была быстрой и беспощадной. Уцелевшие рыцари-тамплиеры стояли насмерть, обороняя подступы к лагерю крестоносцев, принимая на себя град стрел и копий, пока не пали все до одного под саблями воинов Саладина. Султан скакал во главе своей конницы, не сводя глаз с королевского шатра, над которым на горячем ветру пустыни трепетали, словно сердце невинной девы, темно-красные штандарты. Он подскакал к палатке и спрыгнул с коня. Солдаты-мусульмане, добивавшие в жестоком рукопашном бою последних франков, образовали живой, одетый в сталь коридор, по которому их благородный вождь мог пройти без опасности для себя. Два вражеских стража, последние защитники короля, попытались было воспрепятствовать султану, но он быстро убил их, легко и умело вонзив меч каждому прямо в сердце, словно они были надоедливыми мухами, отвлекающими его от дела всей жизни.
Саладин без охраны вошел в опустевший шатер. Его воины знали: им не место там, где идет спор между царями. Султан беспрепятственно миновал затянутую простыми тканями переднюю. Еще недавно похожий на гудящий пчелиный улей, где толпились интриганы-придворные и хвастливые полководцы, теперь штаб крестоносцев напоминал заброшенную гробницу. Опустевший, покинутый, он был окутан той гнетущей тишиной, какая наступает в конце любой эпохи в истории человечества. Султану эта тишина была хорошо знакома. Она, словно саван, покрывала каждый дворец, куда он ступал завоевателем, от Дамаска до халифата Фатимидов[18] в Каире. Саладин словно олицетворял ту пустоту молчания, которая заглушала последний вздох умирающей цивилизации и предшествовала первому крику нарождающейся новой эпохи.
Султан вошел в личный кабинет короля, затянутый дорогим пурпурным шелком и пропитанный ароматами мирры и розовой воды, — разительный контраст удушающему зловонию крови и пота, окутавшему мир снаружи. В противоположном углу комнаты, склонившись над шахматной доской и разглядывая фигуры, в одиночестве сидел Ги. Саладин не стал мешать ему. Наконец король оторвался от доски и пристально взглянул на своего заклятого врага. Потом поднялся, сохраняя остатки королевского величия.
— Я — король Ги, властелин Иерусалима и вассал наместника Христа на земле, — представился король на безупречном арабском языке. Так мог говорить только человек, который всю жизнь прожил бок о бок с мусульманами.
Саладин низко поклонился ему. А затем заговорил с королем по-французски, на языке, который он тоже выучил за годы войны, пришедшей ныне к своему завершению. Голос его был зычным, но в то же время мелодичным, в нем слышались отголоски неумолимого рока.
— Я — Салах-ад-дин ибн Айюб, султан Египта и Сирии, наместник халифа Багдадского. Я искренне сожалею, что встреча двух царственных особ произошла при подобных обстоятельствах.
Ги взглянул на победоносного врага и улыбнулся. Затем потянулся к шахматной доске и уложил золотую фигуру короля.
— Мат.
Глава 4
КОРОЛЬ ПРИЗНАЕТ ПОРАЖЕНИЕ
Маймониду казалось, что он видит сон. С изумлением оглядывал он личные покои султана. Здесь собрались самые могущественные мужи, внушавшие трепет жителям нескольких царств. Враги, много лет стремившиеся уничтожить друг друга, сейчас беседовали как старые знакомые. Саладин восседал на заменявшей трон высокой подушке из темно-красного бархата — роскошь из немногих, какие он позволял себе в боевом лагере. Рядом с ним — суровый аль-Адиль. В нескольких шагах от султана стояли король Ги и хмурый Рено. Повязка на лице рыцаря пропиталась кровью — удар султана не прошел бесследно. Два высоких нубийца с бритыми головами, украшенными затейливым кроваво-красным узором какого-то языческого племени, сторожили Рено по бокам на случай, если пленник окажется строптивым. Однако тот стоял не шевелясь, лицо оставалось бесстрастным, застывшим, и только глаза горели ненавистью. Саладин встретился с Рено взглядом, но ничего не сказал. Он небрежно потянулся за золотой чашей и предложил королю Ги глоток воды с шербетом и розовыми лепестками.
— Здесь вам ничего не грозит, ваше величество. Вы мой гость, и честь сыновей Айюба — порука вашей безопасности.
Ги слабо улыбнулся и принял напиток. Король пригубил шербет и передал его Рено. Доселе приветливое лицо Саладина исказила ярость.
— Но я не ручался за безопасность этой свиньи! — воскликнул Саладин, и каждое его слово было подобно острому кинжалу. Ги замер, но Рено остался невозмутим. На губах рыцаря играла надменная усмешка.
18
Фатимиды — династия мусульманских правителей на Ближнем Востоке (909—1171). Потомки халифа Али и его жены Фатимы, любимой дочери Пророка Мухаммеда.