Тетя Джейн завизжала, когда она заползла ей на ногу.
Тетя Люсиль опасливо отодвинула стул.
Мама подняла ноги, чтобы ящерица ползла себе куда ей угодно.
Тетя Ирэн наступила на нее.
Мне долго было не по себе из-за бедной ящерицы.
Мне нужно было кое-что выяснить у Рони. Наедине. Это было не так-то просто сделать, потому что папа редко выпускал Рони из поля зрения. Папа поклялся, что если он застанет меня один на один с “этим мальчишкой”, то повесит меня за пятки, и я буду висеть до тех пор, пока не стану такого же цвета, как мои волосы.
До сих пор он ничего подобного ни с кем не делал, но мои братья и я были уверены, что он вполне на это способен.
У нас было десять наемных рабочих, а если считать Рони, то одиннадцать. Папа со всеми обращался одинаково – как с солдатами своей личной армии.
Рони и Нэт Фотнер выгребали помет из-под птичьих клеток. Это слово обозначало то серое дерьмо, которое было вкладом наших цыплят в создание удобрений. Дух стоял такой, что хоть топор вешай. Но, как ни странно, если этот запах тебе с детства знаком, то находишь в нем известное удовольствие.
Я пробралась в середину птичника, почти оглохнув от неумолчного кудахтанья и лопотания кур в клетках, и остановилась рядом с Рони и Нэтом. Они лопатами перекидывали помет в маленький тракторный прицеп. Рони был отменно грязен, что немудрено при такой работе. Генерал Паттон сидел в углу, виляя лохматым хвостом. Когда Рони увидел меня, он стряхнул с подбородка маленькое белое перышко.
Могу поручиться, что глаза его сияли. Он выглядел среди всего этого безобразия совершенно счастливым. Он честно работал – это был шаг наверх. Он кивнул мне, но ничего не сказал. Наверное, боялся.
– Привет, миз Клер, – прогремел, усмехаясь, Нэт. – Что вы хотите?
Нэт был беззубым, тощим и белобрысым. Он работал у нас уже лет тридцать с тех пор, как его выгнали из школы за неуспеваемость. У него была медленная улыбка, мозги ей полностью соответствовали. Он нисколько не угрожал моему хитроумному плану.
– Мама просит Рони зайти в дом, – не моргнув глазом, соврала я. – Она хочет, чтобы он примерил какие-то вещи Джоша.
– A, – Нэт нахмурился и покачал головой. – Мистер Холт велел мне учить его.
Я с трудом удержалась от смеха. Любой мог получить научную степень по погрузке навоза в пять минут, но только не Нэт.
– Хорошо, – повернулась я. – Пойду скажу ей, что ты не отпустил Рони.
– О нет. Нет. Но… вы должны спросить мистера Холта. Или дедушку. Или еще кого-то. Только не меня.
– Все в поле, кроме тебя. – Я удрученно вздохнула. – Я скажу маме, что ты не хочешь делать, как она велит.
– Нет, нет, нет. – Нэт схватил лопату Рони. Иди, Рони. Но сразу же возвращайся. Сразу.
– Хорошо, – сказал Рони, глядя на меня с некоторым подозрением.
Я облегченно вздохнула, и мы ушли. Свои длинные волосы я спрятала под бейсбольную шапочку. Грудей у меня не было, не было даже намека, что они когда-нибудь появятся. Поэтому я думала, что в своем просторном сером свитере, джинсах и грязных теннисных туфлях вполне сойду за мальчишку.
Рони не спеша шагал, держась несколько позади меня.
– Что это ты делаешь? – потребовала я объяснений.
– Стараюсь понять, не сочинила ли ты все. Не хочу неприятностей.
– Сочинила? Какой ты подозрительный.
– Я специалист по врунишкам. Тут же их отличаю.
– Тогда почему ты пошел со мной?
– А зачем ты меня позвала?
– Не знаю. Я с мальчишками не разговариваю. Чего время терять?
– Вот здорово! А я кто такой, по-твоему?
– О, заткнись! – с досадой произнесла я. Все шло как-то не так.
Он остановился.
– Ну, я пойду. Надо работать. Я не маленький, эти твои игры не для меня.
– Подожди. Мне нужно тебя кое о чем спросить. – Я колебалась. – Это правда, что ты отдаешь отцу деньги, чтобы он мог потратить их на проституток?
Его лицо потемнело. Он отвернулся.
– Я даю ему деньги, и он тратит их как хочет. Меня это не касается.
– Но это нечестно.
– Мне тут нравится, я хочу здесь остаться, – сказал он очень решительно. Но я не желала сдаваться.
– Это твои деньги. Ты можешь получить взамен то, что тебе хочется.
– Я так и делаю. На свой лад.
– Что?
Он долго молча смотрел на меня. Просто смотрел. Затем обвел взглядом холмы, горы, покрытые лесом, наш огромный старый дом, дубы, цветочные клумбы, поля. Затем вновь посмотрел на меня.
– Мне здесь нравится, – повторил он раздельно, как дурочке.
– Ну хорошо. – Я подумала минуту, затем вытащила из кармана влажную пачку табака. – Хочешь пожевать?
Он закусил нижнюю губу и уставился на меня.
– Не-а.
– А я хочу. Джош меня научил. Он и Брэди жуют. Эван и Хоп тоже. И я. Все время. Мне нравится.
“Вранье, вранье, вранье, черт побери! Джош как-то дал мне попробовать. Следующие два часа я только и делала, что полоскала рот”.
– Ну, давай, что ли, – неуверенно сказал он. Я отломила большой гадкий кусок и засунула его за щеку. Рот мой тут же наполнился мерзкой слюной, и я подумала, что сейчас меня вырвет. Тем не менее я как ни в чем не бывало пустилась в повествование о своих отнюдь не девичьих подвигах. О змее, которую я держала у себя до тех пор, пока она не выползла из кувшина и не устроилась в спальне прабабушки в одной из ее туфель. О том, как, следуя примеру братьев, отклеила волосы у двух Барби, чтобы посмотреть, вырастут ли они снова. Ну и прочее, в том же роде.
– Да-а, – сказал он, глядя на меня, как на сумасшедшую.
– Поэтому, пожалуйста, не обращайся со мной, как с обыкновенной девчонкой, – закончила я, с трудом проглотив слюну. Мой желудок выворачивало. – А то над тобой будут смеяться.
– Я тебе кое-что скажу, Клер. Я не стану обращаться с тобой, как с мальчишкой.
Мне нравилось слышать, как он произносит мое имя. Это заставляло мое сердце биться чаще. Впрочем, может, так на меня действовал проклятый табак.
– Почему? Боишься? – я уже откровенно задирала его. Что за дьявол дергал меня за язык?!
– Не-а. Просто мне нравится все как есть.
– Если ты будешь обращаться со мной, как с девчонкой, я сама буду над тобой смеяться. Его лицо вдруг стало серьезным.
– Не надо. Ты ведь ни на кого не похожа. Сердце у меня таяло.
– Ладно уж, не буду. Но я буду ходить куда захочу. Мне вовсе не нравится, что мама меня никуда не пускает, потому что боится.
– Что это значит?
Я закатила глаза.
– Она вообще все время беспокоится по пустякам. Но я-то знаю, что ты ничего мне не сделаешь.
Он застыл на месте.
– Она думает, что я могу обидеть тебя?
Я глотнула и чуть не захлебнулась табачным соком.
– О нет. Нет, нет, она просто…
– Да я в жизни не дотронулся до девчонки, – сказал он сердито. – И я не желаю, чтобы они за мной таскались. Я не собираюсь стать отцом детей, за которых не способен, отвечать. Для детей надо делать все как положено. Если кто-то отказывается от ребенка, он не заслуживает даже плевка в свою сторону.
– Ты говоришь о моем дяде Пите, – медленно произнесла я. – Ты это имеешь в виду? Ведь ребенок Сэлли Макклендон – его.
Он помолчал, на его скулах играли желваки. Потом сказал:
– Я вообще про всех, из-за кого дети растут без хорошего отца. А теперь иди. Иди домой, пока нас кто-нибудь не увидел и не подумал, что этот ужасный Рони Салливан собирается съесть тебя живьем.
– О дьявол! – сказала я, отошла на несколько шагов и проглотила кусок табака, просто чтобы доказать, какая я особенная.
Никогда не глотайте табак! Мне показалось, что мне в дыхательное горло попала вся пачка и застряла там навсегда. Я кашляла и задыхалась, схватив себя за шею. Я пыталась дышать. Я стучала себя в грудь. Но все было бесполезно.
– Вздохни, немедленно вздохни, – завопил Рони. Я была не прочь, если бы это было так просто. Перед глазами у меня плясали яркие круги, я упала на колени. Что-то тяжело ударило меня по спине, между лопаток. Надо мной стоял Рони.