– Холт!
Отец замолчал.
– Посмотри на меня, – сказал Роан.
Я провела языком внутри по губам, проверила, в порядке ли моя челюсть, затем подняла голову и посмотрела на него, как-то сразу утратив все силы.
– Я ничего не могу, – произнесла я, чувствуя, что лечу в пропасть.
Его взгляд разбивал мое сердце. Он поднял руку, с сильными пальцами и крупными суставами, и осторожно отвел со лба мои слипшиеся волосы.
– Ты должна попытаться, – сказал он. – Если я не заставлю тебя, то ты так и будешь сидеть здесь. Давай, пробуй!
Я вся дрожала. Голос его почему-то навел меня на мысль о темном янтаре. Такой же теплый и притягивающий.
– Я помню девочку, которая никогда не позволяла мне уклоняться и прятаться, заставляя верить в себя, – продолжал он, разрывая мне душу.
Он медленно обнял меня. В его объятиях я напряглась еще больше.
– Сколько раз ты видела меня в беде, мерзости, оскорбленным, битым, одиноким?
– Сейчас по-другому.
– Нравится быть беспомощной?
– Нет.
– Тогда вставай. Ты можешь.
Я ухватилась за его руку. Ноги мои были как будто налиты свинцом. Обливаясь потом, еле дыша, не отрывая от него глаз, я оперлась на колено, подтянула под себя другую ногу и отчаянно закачалась. Ночная рубашка прилипла к бедрам.
Роан крепче ухватил мою руку. Его сильные ласковые пальцы твердо сжимали мое запястье. Он потянул меня к себе. Я изо всех сил старалась подняться.
И встала. Встала! Без костылей. Я шаталась, в голове у меня звенело, зубы стучали, но я стояла. Стояла!
Нас объединяла и преданность друг другу, и противостояние.
– Дай мне письма, которые ты писал мне. Привези их сюда сейчас и сиди рядом, пока я не прочту их все до единого.
Он выгнул бровь. Он уже начал устанавливать свои правила.
– Если они тебе нужны, приезжай на озеро.
Я уставилась на него. О, нет, он не уступит ни на дюйм. К нам подбежала Аманда.
– Попроси его остаться. Он будет жить на озере и приезжать к нам в гости. Попроси, тетя Клер.
– Его уже просили, дорогая. Он понимает, что мне трудно, – сказала я. – Он приедет.
Роан улыбнулся и ласково погладил мою племянницу по голове. Перемена в его поведении удивила всех нас.
– Твоя тетя тебя учила, как подлизываться к людям?
Аманда, прижав руки ко рту, ошеломленно молчала.
Легендарный Роан Салливан, сильный и сдержанный, не только дал себе труд заметить ее, но сделал это с таким неподражаемым шармом и добротой, что Аманда растерялась.
– Да, сэр, – ответила она слабым голосом. – Учила. Людям надо говорить то, что они хотят услышать, и они будут есть у тебя из рук.
– Из ее рук как-то ели желтые осы, – пробормотал он. – Она испугалась, но не подала вида.
– Потому что она подлизывалась к ним? – прошептала Аманда. Роан кивнул.
– Я думаю, что она старается подлизаться к желтым осам и сейчас. Следи за ней и, если что, дай мне знать.
– О! Обязательно.
Роан посмотрел на меня.
– Я буду рядом. Ты всегда найдешь меня, если захочешь.
– Это что-то новое, – сказала я. – Найти тебя при желании.
Мне было безумно тяжело смотреть, как он уезжает.
Родители, стоя за моей спиной, молчали. Я повернулась к ним и увидела, что они потрясены, но настроены решительно.
– Мы уговорим его постепенно, – сказал папа.
– Он ждет слишком много от тебя и слишком мало от нас, – сказала мама.
– Он думает, что ты сладкая. Из сахара, – вздохнула Аманда.
Она его, слава богу, не поняла.
Мне исполнилось тридцать в этом году, Клер, и я положил в банк свой первый миллион. Что бы ты об этом подумала? Думаю, что не удивилась бы. Деньги – это власть. Надеюсь, что ты бы гордилась мной. Я пишу это письмо на прекрасной бумаге. Специально заказывал. Двадцать пять долларов за маленькую коробочку. Я пользуюсь ею, чтобы отвечать на разные приглашения. Большой бизнес. Серьезные встречи. Деньги. Векселя. Перспективы. Женщины…
Женщины. Надеюсь, я расскажу тебе о них все, что ты захочешь знать. Ты мне расскажешь о мужчинах, с которыми была. И больше мы не будем об этом говорить. Потому что все это было в нашей жизни от одиночества и простых человеческих потребностей.
Я учусь играть в гольф. Представляешь? Это ритуал, Клер. Умение соответствовать. Я научился этому в твоей семье. Все играют по определенным правилам – не играешь, не соответствуешь. Думаю, что это в человеческой природе.
Странные они, эти письма. Я разговариваю с тобой на бумаге и запираю их в шкатулку. Никто из тех, что знают меня сейчас, не поверят, что я способен на подобную сентиментальность. Но ведь они и не знают меня по-настоящему. Какая глупая трата. Двадцать пять долларов за писчую бумагу.
Но я бы писал тебе и на чистом золоте, если бы ты захотела.
Глава 7
Несколько дней я почти не могла передвигаться. Колено и щиколотка больной ноги опухли, до них невозможно было дотронуться. Каждый мускул моего тела наказывал меня за то, что я спала на надувном матрасе, за то, что дважды в один день упала, за то, что слишком долго стояла.
Я чувствовала себя неуверенно. Все менялось слишком быстро. Вокруг поднимался шум, совсем как тогда, в детстве.
– Роан вернулся, чтобы отомстить, – говорили одни в моей семье.
– Ну что ж, у него есть право на эту месть, – отвечали другие.
Мрачное прошлое вспоминалось семьей и старыми друзьями очень неохотно, но потускневшие его образы все равно упрямо волновали: Большой Роан и Дженни, Роан и сестры Макклендон, дядя Пит и Сэлли.
Роан и я.
О нас судачили на открытых верандах, за утренним чаем и десертом, за обедом, в магазинах, на работе в поле и офисах.
До меня доходили разговоры, что Роан сделал деньги на наркотиках и картах. Я слышала, что он собирается создать общественный парк и назвать его именем своей матери. Масса предположений была о его покупке.
Мне сообщили также, что он предлагал мне кучу денег, чтобы я уехала с ним. А еще, что мама и папа никогда не позволят, чтобы его нога ступила в наш дом. А мои братья, оказывается, пригрозили ему, чтобы он не пытался меня вновь увидеть; и вообще – у меня нервный срыв из-за его возвращения, и поэтому я так бледна, не сплю ночами и ни с кем не общаюсь. Сплетни были ничем не хуже иных моих статей.
Всю свою журналистскую жизнь я без конца копалась в чужом грязном белье, вынося на всеобщее обозрение сердечную боль, неудачи и надежды людей. Журналистика – жестокое дело в свободном мире.
Теперь моя собственная жизнь – объект жестокого и пристального внимания. Я хотела избавить хотя бы Роана ото всей этой мерзкой лжи.
И еще я хотела, чтобы он приехал ко мне, потому что я была в ярости и мне было больно. Он заставил меня двадцать лет страдать, волноваться, искать его. А сам в это время наблюдал за мной на расстоянии. Он должен дать мне, по крайней мере, объяснение всему этому.
Из Атланты вернулся Джош. Приехали Брэди, Хоп и Эван. Однажды, когда Аманда была уже в постели, семья собралась в гостиной. Джош заговорил совершенно бесцеремонно, каким-то странным образом он всегда умудрялся делать из чужого несчастья собственную проблему.
– Я вполне могу понять человека, который ищет того, кто ему дорог, и не сдается. Но ведь Роан знал, где ты. Почему же он ждал двадцать лет, прежде чем вернуться?
Именно этот вопрос и терзал меня. Я чувствовала, что у меня горит лицо.
– Я не знаю. Джош пожевал губу.
– Он все хочет что-то доказать семье. Он мог связаться с тобой – телефонный звонок, письмо, Почему он появился именно тогда, когда ты вернулась домой, чтобы остаться? Оторвать тебя от семьи – вот это реванш! Вот чего он хочет. Он считает тебя, сестренка, своим трофеем.
– Не очень-то я гожусь в трофеи, – сказала я устало.
– И все же, как ты думаешь? Что он хочет от тебя и от семьи? Ведь пока никто не задал тебе этот вопрос напрямую.
– Я сказала – не знаю. Не знаю.
Джош наклонился вперед, положил руки на колени. Он был похож на гончую, сделавшую стойку на дичь. Из него бы получился отличный репортер.