Сам Шагга-Ильвинский возился у объёмистого цилиндра, видимо и бывшего пресловутым «Сяо Луном». Рядом с цилиндром был открыт люк с вытащённым оттуда ворохом разноцветных проводов — там, судя по всему, нашёлся бы разъём на любой случай.
Современному террористу вовсе не нужно проникать внутрь охраняемой зоны — он вполне может сделать это извне.
Ещё один участник вечеринки — девушка в сенсорных браслетах программного оператора и чём-то, похожем на костюм для подводного плавания — смотрела в синеватое нутро голографического шлема и время от времени отдавала какие-то команды — хотя со стороны это напоминало разновидность индийского танца.
Больше никого не было — я, впрочем, выждал минут десять на всякий случай, но вся троица была поглощена своими занятиями.
Поняв, что ждать больше нечего я проверил предохранитель кольта, и плавно выступил из дотоле скрывавшего меня сумрака.
— Полагаете, вам удастся изменить мир? — спросил я негромко.
Тот парень, что караулил лифт, сделал попытку повернуться в мою сторону, но выстрел над головой отбил у него всякую охоту совершать любые телодвижения. Программистка рассеянно вынырнула из своего электронного морока, оценила обстановку, и вернулась к работе.
Оружия на ней не было — совершенно точно! — а останавливать её я не стал.
Танцевала девушка красиво, а вот судьба «Ионного щита» мне была совершенно безразлична.
— Я не идиот, Стоун, — Шагга затянул какой-то маховик на корпусе «Дракона» и повернулся ко мне. Руки он развёл пошире, показывая, что в них ничего нет.
— Однажды придуманную технологию уничтожить нельзя, детектив. Но… новую ПБЗ будут строить лет двадцать как минимум. Я хочу дать человечеству шанс.
Я скривился.
— Не люблю высоких слов, господин Ильвинский. Наш с вами спор уместнее бы смотрелся парой дней раньше, в баре.
— Вряд ли вы захотите меня остановить, Стоун, — Шагга улыбнулся.
— Вас только трое? — перешёл я к насущным вопросам.
— Как видите. Прочих я отослал, чтобы не мешались.
— Они уже никому не помешают, — сухо сказал я, и меня вновь передёрнуло от воспоминания — обезглавленный очередью игольника труп спортсмена.
Я посмотрел на незадачливого часового.
— Ты, у лифта! Положи свою дуру на землю и отойди к стене, живо!
— Выполняй, Ричард, — подтвердил Шагга.
Выбритый затылок повернулся ко мне, в лицо оказавшись относительно молодым гоблином, в чертах лица которого явно прослеживались черты семейного сходства.
Ричард опустил на землю винтовку и держась ко мне лицом отошёл почти в полутьму.
Карман Ричарда Ильвинского оттопыривался так явно, что я даже не стал это комментировать.
Держите Стоуна за идиота — не удивляйтесь, если старый хрыч преподнесёт вам сюрприз.
— Линда, чисто! — крикнул я в темноту и вновь посмотрел на Ильвинского.
— Пистолет я опущу, — предупредил я. — Но не советую вам играть со мной в ковбоев. Стреляю я всё равно быстрее.
— Этот момент мне бросился в глаза первым, Джек, — согласился Шагга.
Я перевёл взгляд на танцовщицу-программиста.
— Чем она занимается?
— Шейла? — переспросил гоблин, покосившись мне за спину. — В принципе, уже ничем. Выполняет роль предохранителя бомбы.
— Угу, — безразлично сказал я. — Чтож, мистер Ильвинский, официально зачитывать вам права я вам не буду. Сам понимаешь — выбор у тебя невелик. Либо тебя арестовываю я — и тогда ты выступаешь свидетелем на процессе против Ван Даглера, либо тебя здесь и похоронят. Может, даже мемориал сделают. Получится красивая строчка в путеводителе.
— Да ты идеалист, Стоун, — усмехнулся Шагга. — Неужели ты полагаешь, что полковника вообще допустят до суда? Даже если его захотят снять с поста — его проще будет убить. Меньше вопросов.
— Измена Родине — серьёзное обвинение, — возразил я. — Может быть, под это дело кого-нибудь и судят — чтобы впредь неповадно другим. Но вообще-то, Шагга, ты же понимаешь — для тебя это единственный шанс выбраться с этой крыши живым.
— И меня будет ждать то же самое обвинение, — меланхолично сказал гоблин. — Джек, я не отступлю. Управление климатом могло — и должно было! — стать благом для всей планеты. Заставить всех нас понимать, что мы действительно в ОДНОЙ лодке. А мы закрылись в своём ковчеге, и нам наплевать на остальной мир… но ведь миру не наплевать на нас.
— Я не люблю пафоса, Шагга.
— А это не пафос, Стоун. Наша планета и впрямь стала тесной для людей — чего же удивляться тому, что каждый человек имеет своё видение глобальных проблем? И старается решить их в меру своих возможностей и разумения?