Выбрать главу

Томас Лиготти

Тень на дне мира

Томас Лиготти

Тень на дне мира

До того как произошли удивительные события, природа явно показала своё раздражение с каким то лихорадочным намерением. Так по меньшей мере, нам показалось, находились ли мы в городе или за его пределом. (путешествуя от города до деревни, мистер Марбл изучал сезонные приметы больше и глубже нас, постигая пророчества, в которые никто из нас не верил в то время). На висевших в наших домах календарях ежемесячные фотографии иллюстрировали дух каждого времени года: снопы кукурузы, коричневатые и хрупкие на поле, узкий дом и широкий амбар на заднем плане, тёмное небо наверху, огненная листва, резвящаяся с краю. Но что-то мрачное, что-то ужасное всегда нарушает мягкую красоту подобных пейзажей. Это что-то всегда неопределённо, странное присутствие, о котором мы знаем, что оно там. Именно это ощущение присутствия было тайно вызвано тонкими тёмными голосами, зовущими из глубины наших снов. В воздухе появился горький привкус, как будто сладкое вино превратилось в уксус, бросались в глаза необычайно яркие краски листьев на деревьях, как в самом городе, так и в лесу. Даже звёзды холодными, казалось, были в исступлении, приняв оттенки земного воспаления. Дальше простиралось поле, где в свете луны виднелось пугало, словно оставленное присматривать за землёй, которая ещё была тёплой.

Здесь, на самом краю города, из наших окон открывался вид на всё поле. Обширное пространство за покосившимся забором, освещаемое яркой полной луной, остроконечные силуэты кукурузных стеблей и человекоподобная фигура, возвышающаяся в ночном одиночестве. Голова фигуры повисла на груди, как во сне, а руки раскинуты в стороны, будто в предчувствии невероятного полёта. Настойчивый ветер развевал заплатанную материю и трепал поношенные фланелевые рукава; казалось, что сильные порывы ветра заставляли голову пугала кивать во сне. Кругом царил покой: увядшие стебли кукурузы были неподвижны, деревья далёких лесов заснули, усыпленные колыбельной ясной ночи. Только одна вещь казалась живой на мёртвом поле в свете луны. Некоторые утверждали, что действительно видели, как пугало поднимало свои руки и пустое лицо к небу, как будто взывая к небесам, другие говорили, что его ноги судорожно дёргались, как ноги повешенного. Многие из нас, как мы обнаружили потом, проснулись в ту ночь, призванные стать свидетелями этого мрачного спектакля. То, что мы увидели, останется в нашей памяти, пока мы не проснёмся на следующее утро.

В течении хмурых будней следующего дня мы посетили место, о котором ходило столько разных слухов. Мы бродили по полю, внимательно рассматривая остатки урожая, в поисках зловещих знамений, обходя пугало, как будто это был великий идол в поношенном костюме, священный старомодный аватар. Мы не стали удовлетворены осмотром и нашей прогулкой, поэтому вернулись в смущении. Небо спряталось за свинцовыми облаками, лишая нас животворного солнечного света, в котором мы так нуждались, чтобы сжечь все туманные сны прошлой ночи. Каменная стена фермы, увитая плющом, была такого же серого цвета, как и небо, в то время как дремлющие ростки плюща, напоминающие сеть мёртвых вен, были бесцветны как обвитый ими камень. Все эти застывшие серые оттенки были лишь частью картины, так как цвета богатых лесов в дальней части пейзажа были яркими, как будто все эти сверкающие листья светились изнутри в противоположность той глубокой тени, которой они служили в качестве маски.

Все эти условия несомненно препятствовали нашим попыткам примириться с нашими страхами. Все вышеперечисленные знаки указывали на то, что земля на том поле, особенно в том месте, где стояло пугало, была тёплой, что было неестественно для этого времени года. Некоторые говорили, что те странные гудящие звуки, которыми наполнялся воздух, не могли издать цикады, но, что они исходили из под земли.

К вечеру, когда уже начало смеркаться, на поле осталось лишь несколько человек, включая старого фермера, которому принадлежал этот кусок земли, известный своей дурной славой. Мы знали, что он разделял наши чувства, когда приближался к пугалу и начал разрывать его на куски. Другие присоединились к нему, и начали отрывать соломенные руки и одежду, пока не обнажился скелет — странное и неожиданное зрелище.

Скелет чучела, как нам казалось, должен был состоять из двух перекрещивающихся жердей. Тот, кто делал пугало, заверял нас, что не использовал больше никаких материалов, однако та, фигура, которая предстала перед нами, была совершенно другой. Это был чёрный человекообразный силуэт, как будто поднявшийся из земли и выросший на жерди как тёмный мох. Его чёрные ноги свисали, как будто они были обуглены; голова свисала как мешок пепла на худом теле; тонкие руки торчали в стороны, как выжженные узловатые ветви дерева, в которое ударила молния. Всё это держалось на толстом шесте, который был воткнут в землю.

Смеркалось, и наши взгляды отвлекала чернота того объекта, который возвышался тёмной тенью на фоне заката. Он, казалось, был сделан из чёрной земли, застоявшейся в своих глубинах, где глина превратилась в болото теней. Вдруг мы поняли, что каждый из нас замолчал, очарованный глубокой тьмой, которая поглотила наше зрение, но, которая не выставляла ничего кроме бездны в очертаниях мужчины. Когда мы дотронулись до тёмной массы, это породило ещё больше загадок. Мы не почувствовали на ощупь даже подобия материи, только ощущение воды. Он не обладал твёрдой субстанцией, скорее это напоминало трепетание пламени огня, но необычайно тёплого, чёрное пламя, внутри которого было ощущение движения, что являлось признаком некой жизни. Никто не мог долго так стоять, и отходил в сторону.

— Эта чертовщина не будет стоять на моей земле, — сказал старый фермер. Потом он пошёл по направлению к амбару. И как мы все он пытался стереть нечто, прилипшее к руке, которой он дотрагивался до чучела.

Он вернулся с целым набором топоров, лопат, и другими садовыми инструментами. На первый взгляд это казалось довольно просто: земля была необычайно мягкой, что не могла противостоять натиску лопаты фермера. Но когда старик попытался расколоть чучело как дрова, оно не поддавалась. Лезвие топора увязло как в болоте. Фермер взялся за рукоять, но не мог достать, и ему пришлось отпустить.

— Оно тянет меня в свою сторону, — сказал он тихо. Вы слышали звук. Действительно на протяжении всего дня в окрестности можно было различить шум, как будто смех сотен насекомых. Звук усилился, когда фермер начал своё дело.

Не сказав ни слова, мы начали копать землю в том месте, куда был вкопан шест, на котором держалось чучело. Мы преуспели в этом, но темнота заставила нас остановить работы. Не важно насколько глубоко мы прокопали, этого было достаточно для того, чтобы достичь самого дна той растущей тени. К тому же нам помешали наши сомнения.

Было уже совсем темно, когда мы покинули поле. Облака закрыли луну. В темноте мы шёпотом обсуждали наши дальнейшие действия. Мы говорили шёпотом, но никто не мог сказать почему.

Великая тень безлунной ночи окружила пейзаж, не позволяя нам видеть поле старого фермера. Многие в городе не спали в те мрачные часы. Почти в каждом доме сквозь занавески на окнах был виден мягкий свет. Наши дома казались игрушечными на фоне великой тени, накрывшей город. Над крышами домов висели уличные фонари, как маленькие месяцы, в густой листве вязов, дубов и клёнов. Даже ночью свет, проникающий сквозь листья, изменял цвета, яркая аура, не поблекшая за последние дни. Странный вирус, поразивший наши сны. Это чудо мы стали приписывать тем происходящим с нами событиями на поле. Затем мы должны были вернуться на поле, где нас ждал старый фермер. Нас встретило холодное очарование рассвета из далёких лесов. Мы внимательно осматривали каждую деталь, каждый стог, стоящий на земле, ища то, что уже покинуло настоящий пейзаж.

— Исчезло в земле, как в скорлупе. Не ходите здесь, — предупредил нас фермер, показывая рукой на край глубокой вырытой ямы.

Мы собрались у края ямы, пытаясь заглянуть в её глубину. Даже солнечный свет не позволил нам увидеть дно. Наши предположения были бесполезны. Некоторые из нас взялись за лопаты, словно хотели закопать яму.