— Я слышал Некромантовы селища самые северные.
— Так разве там люди живут? — искренне удивилась девушка. — Одна нежить.
Она, слегка наклонив голову, оценивающе вгляделась в меня и снова предложила:
— Еще есть одеяло. Правда, я им корм накрываю для стохвостов, зато оно теплое.
— Для кого корм?
— Для них… — Она кивнула за борт, где в волнах то и дело мелькали глянцевые черные, бронзовые и изредка палевые спины круглоглазых тварей. — Обычно они сами себе находят пропитание, но когда перегоняешь их с одного пастбища на другое, приходится использовать приманки.
Несколько тварей выставили на поверхность приплюснутые головы, скаля пасти, полные игл-зубов. Если присмотреться, то через верхний, прозрачный слой воды можно было различить извивы вытянутых тел, рассыпающихся на концах ворохом еще более длинных щупалец.
— Так ты пастушка?
— Гуртовщица, — строго поправила девушка, слегка приподняв подбородок. — Меня зовут Илга.
— Я… Мир. Спасибо за помощь, Илга.
Ага, а вот и улыбка, наконец. Только она сразу же исчезла, стертая озабоченностью:
— У тебя из носа течет кровь. Погоди, я сейчас… — Илга снова вскочила и вернулась с кусками выбеленного полотна в одной руке и темным, колючим с виду одеялом в другой.
От одеяла пованивало рыбой, зато под ним стало теплее. Прижав к носу кусок полотна, я наблюдал, как Илга выбирает из воды сети с мелкой рыбешкой, а взамен кидает в волны ярко-красный поплавок, за которым тянется пучок блестящих ленточек («это чтобы звери на месте оставались» — мимоходом пояснила Илга, при этом в ее голосе прозвучало невольное сожаление человека, оторванного от важного дела). Затем она убрала весла и поставила маленький косой парус — нарисованная птица на полотне горделиво расправила вылинявшие крылья.
— До Плеши дальше плыть, — Илга, задержалась ненадолго рядом со мной. — Я лучше переправлю тебя в наш поселок. Согреешься, а тогда решишь куда тебе удобнее податься.
— Ага… — разморено согласился и, спохватившись, уточнил: — А где ваш поселок?
Илгина лодка покачивалась практически по центру между двумя островными цепями. Мы словно находились в долине между параллельными горными грядами. Остров, который Илга назвала Старокоронным, дремал горбатой громадой впереди и слева, по носу судна, заслоняя своей тушей следующий за ним. Где-то там, за этой клыкастой махиной упал, и, возможно, ушел на дно самолет. И кто знает, сколько пядей осталось в слабине моего поводка?
— Нам туда! — показала Илга еще левее. — Это Плоскодонец.
Маленький островок притулился у подножия Старокоронного, почти затерявшись между соседями-великанами, как бисерина, по ошибке нанизанная вперемешку с жемчужинами. Он и впрямь выглядел приплюснутым.
— Только, ты постарайся не сомлеть, — простодушно попросила девушка. — Не хочу показаться черствой, но у меня сегодня и так дел по самые уши.
— Тогда расскажи, что-нибудь, — пробормотал я, с усилием встряхиваясь. — Например, зачем ты пасешь этих своих стохвостов?
— Работа такая, — Илга строго пожала губы. Ямочки под скулами проступили четче. — Я их не пасу, а доставляю в нужное место. Их покупают, чтобы плантации подводные охранять. Или проводники, которые грузы сопровождают морем, берут зверей для защиты.
Голос у девушки был приятный — мелодичный, ясный, но нерезкий; сливался с ритмичным плеском волн, растворялся в них. Шок сменялся оцепенением и апатией. Амулет обратился в злую, стылую ледышку, царапаясь под одеждой. Я кожей ощущал каждую выемку на его поверхности, каждое звено цепи.
Вряд ли он мертв, но…
Мельком посмотрев на занятую управлением Илгу, я с большим трудом сосредоточился и попытался высушить одежду. И даже почувствовал, как затвердели от соли подсыхающие штаны, потеплела рубашка и запахло влажным льном. А затем ледышка на груди обратилась раскаленным углем, вынудив меня сквозь зубы ругнуться и трусливо съежиться, косясь на спасительницу.
Нет, ничего Илга не заметила.
И нет, ничего не изменилось. Треклятый Договор по-прежнему в силе.
Я лег навзничь. Разочарование накатило и ушло, оставив едва заметный привкус облегчения. Можно не дергаться, а просто ждать развития событий. Как обычно.
Подрагивала крыльями нарисованная на парусе птица. Глаз у нее, хоть и выцвел, но при движении парусины прищуривается насмешливо: «Я будто бы свободная птица и вроде бы лечу, раскрыв крыла, да не сорваться мне с паруса. Ты будто бы свободный человек, можешь идти, куда хочешь, да не соскочишь с цепи…»
Я отвернулся.
Лениво распухала громада острова Старокоронного, занимая собой уже весь обзор по носу лодки. Плотная масса камня покрылась рытвинами, изгибами, уступами. Вспенились хвойной зеленью леса, разреженные золотыми и багряными лоскутами лиственных рощиц. Стали различимы нити подвесных и линии обычных дорог. Рассыпалось набором разноцветных построек селение. А мелкий остров, почти примыкающий к Старокоронному, отделенный от него узким проливом, растекался прямо по курсу плоской спиной, усеянной чахлой растительностью и упитанными валунами.